— Нет, — вздохнула монахиня. — Но что бы ни происходило, я прошу вас молчать. Ответ на какой вопрос вы хотели бы получить?
Ифленец думал несколько мгновений. Темери даже решила, что у него нет подходящего вопроса, но ошиблась.
— Хорошо. Пусть просто скажет, кто это был. Все, что запомнил.
— Я спрошу. Но вот ответит ли он, и как ответит — того мне не ведомо. Госпожа та Сиверс, подойдите ближе. Великая Мать хочет, чтобы вы поучаствовали. Ленна милостива, но мудрость ее не все могут понять сразу… Подготовь свой посох и прочти молитву.
Темери послушалась. Молитва Ленне — это всегда — безжалостная возможность заглянуть в себя. Продраться сквозь слои своего Эа, почувствовать струны магии, заботливо держащие тебя в холодном мире. Почувствовать гармонию, и что важно, почувствовать гармонию всего, что находится вокруг. Услышать, узнать… а потом, может быть, позвать того, кто хотел бы, чтобы его позвали.
Из-за ифленца настраивалась она непривычно долго. А потом услышала ровно то, что услышала и пресветлая сестра. Молодой, чуть виноватый голос ифленского ученого сказал:
— Скажите Шедде, что он зря отказался. Я мог быть ему веселым шутом…
— Это все, что ты хотел бы сказать? — голос пресветлой прозвучал намного громче голоса бестелесного духа. На самом деле души умерших, конечно, не могут говорить — но те, кто служит Ленне, научаются слышать отголоски их чаяний и мыслей.
— Остальное, — Темнршане почудилась тень иронии — остальное он знает и так… как все-таки странно разменять судьбу светлого лорда…
И снова стало тихо и обычно.
Хотя нет. Ифленец за это время успел присесть на корточки возле тела своего друга. На миг Темери показалось, что каменное спокойствие, наконец, покинуло этого человека. Ей хотелось бы, чтобы покинуло.
Темери поняла вдруг, что он тяжело и хрипло дышит, прижав руку в черной перчатке к груди. Неужели отголосок теплого мира через молитву служительниц смог дотянуться до него и даже сбить с ног? Вот странно. Ифленцы редко так сильно поддаются магии.
Мужчина отвел взгляд от мертвеца, медленно, все еще сутулясь, поднялся.
— Говорите! — приказ прозвучал глухо и отрывисто. Как будто следующий приказ будет — немедленно всех убить.
— Вы и вправду были ему дороги, — задумчиво сказала монахиня. — Иначе вас так сильно это не задело бы… Он кое-что сказал, да. Но вероятно, это не поможет вам узнать правду.
— Говорите! — просто тихий низкий голос вдруг наполнился такой угрозой, что монахиня предпочла больше не рассуждать:
