Сердце ударилось о ребра, и я прижала руку к груди, чтобы хоть немного успокоиться. Почему я?
Почему прядильщики выбрали именно меня? Разве Виго нечего бояться?!
- Я не хочу вспоминать.
Слева я услышала крик и громкий детский смех.
Меня подбросило, проморозило насквозь, и даже воспаленное солнце в небе, больше похожее на пятно растекшейся краски, не согревало, не могло разбить ледяные оковы, что прочно оплели все мое тело.
Я неслась вперед, вместе с этим смехом из далекого прошлого, бежала, не жалея ног, спотыкаясь и падая в песок, сдирала ладони в кровь и ничего вокруг не слышала.
Кажется, Виго кричал.
Орал и требовал остановиться.
Я могла поклясться, что слышу его шаги за спиной, которые через мгновение превратились в шелест кошачьих лап, но зверь не мог угнаться за мной.
Будто все силы этого мира встали против него, замедлили бег, ударили в морду хлестким ветром, запорошили песком глаза.
Оказавшись у самого края, я заметила две крохотные детские фигурки.
Песок поднялся вокруг меня, закружился, царапнул кожу острыми песчинками и заставил зажмуриться изо всех сил.
Когда же ветер улегся и я осмелилась осмотреться, передо мной застыла милая девушка лет восьми. Она улыбалась, обнажив розовые десны и кривенькие молочные зубы, а в темных, почти черных глазах плясали искры.
Уперев руки в бока, она смешно нахмурилась и прикусила язык, что -то обдумывая.
- Эль...
Мой голос стал высоким и ломким.
И в росте я прилично потеряла.
- Не может этого быть.
На мне было платье из тонкой крашеной шерсти. Его сделала мама, как раз перед тем как.
- Ты что, струсила, а?! - задорно потянула Эль и побежала к самому краю разлома.
Моя лучшая подруга.
И она погибла здесь десять лет назад. из-за меня.
Она пропала. Просто растворилась в искрящемся вихре, будто и не существовала никогда; взметнулась вверх золотисто-зелеными искрами и острыми песчинками, чтобы через секунду оставить меня совершенно одного, посреди бесконечного нигде с глоткой, забитой пылью, и дрожащими лапами.
Перекинувшись в человеческий облик, я бессмысленно мотался по краю разлома, орал в пустоту и никак не мог сообразить, что делать дальше. Бессильно упав на колени у самого края, я посмотрел вниз, в слепой надежде, что клубившийся на дне разлома мрак мог дать ответ хотя бы на один вопрос.
Сил совсем не осталось - только какая-то тупая, тяжелая апатия. Тонкие невидимые щупальца пробирались под кожу, стягивались узлами вокруг сердца.
