– Как Сашка, ведь ему должно быть лет четырнадцать-пятнадцать, если я не ошибаюсь, – Фурцева внимательно взглянула на меня, – а этому юноше лет восемнадцать. Ну а каков красавец, а как поет! Спускайся к нам.
Я спустился со сцены, нацепил на себя гагаринскую улыбку:
– Здравствуйте, Екатерина Алексеевна.
– Какая я тебе Екатерина Алексеевна, – Фурцева аж надулась от недовольства, – я же тебя нянчила, или забыл как кричал: «Тетя Катя приехала» – стоило мне только войти к вам в квартиру. Эх, Анечка, видать не будет свадьбы, разлюбил меня внук твой.
Голова Фурцевой поникла, но во взгляде, который она кидала на меня, была хитринка.
– Ну, не смею я красивую и молодую женщину тетей называть, – даже ножкой шаркнул для большей достоверности.
– Ох и льстец растет, – Екатерина взглянула на бабушку. – Анечка, небось девицы вокруг него так и кружат?
– Ты даже не представляешь, как на него медсестры заглядывались после того, как он пару концертов устроил в больнице, – бабушка вздохнула и грозно посмотрела на меня, – в которую из-за своей любвеобильности и угодил.
– Тетя Катя, не верьте, я просто на катке не устоял.
– На который ты полез из-за девицы, – не дала оправдаться бабушка.
– Ну да ладно. Скажи мне Саша, что это за песня, которую ты только что пел на французском?
– Я написал ее недавно на роман Гюго «Собор Парижской богоматери». Написал и на русском, если хотите спою.
Фурцева посмотрела с недоумением на бабушку:
– Аня, это правда?
Я даже запыхтел для виду, что обиделся таким неверием в свой талант.
– Не пыхти, Сашка, – бабушка в своем репертуаре. – Да, Катя. Сама удивляюсь, но как ты слышала, поет он прекрасно, а песни сочиняет такие, что за душу берут. И не только слова, но и музыку сам сочиняет.
– Давай послушаем, Муслим Магометович, вы как не против?
– Фурцева посмотрела на будущего кумира женщин СССР.
– Екатерина Алексеевна, я не только не против, я даже настаиваю, – Магомаев посмотрел на меня, и в его глазах было не только много удивления, но и немного восхищения. – То что мы успели услышать, мне очень понравилось, и я так же как и Вы не мог представить, что песню сочинил и поет четырнадцатилетний молодой человек.
– Пятнадцати, – поправил Магомаева, чем вызвал улыбку, мол, велика разница, – и если Вам правда понравилась моя песня, то не могу не воспользоваться и попросить Вас исполнить ее со мной. Песню я изначально писал на три голоса и партию священника хотел бы предложить Вам.
Магомаев задумчиво посмотрел на меня, видно что внутри идет какая-то борьба.
