Мирослава места себе не находила в те часы. Нервы ее во время ожидания возвращения мужа из боя напрягались до предела. И тогда не находилось такого места, где бы чувствовала себя лучше, не знала такого занятия, которое отвлекло бы от тревожных мыслей. Она принималась мерить шагами каюту, или шла в центральную кают-компанию, где обязательно собирался свободный от вахты народ и по экрану, куда транслировались сигналы с камер наружного наблюдения, вместе со всеми следила за тем, как разворачивались события. Наблюдала, прислушивалась, а вот ликовать их победе как-то не получалось. Сил, наверное, уже ни на что не оставалось. А как смолкали торжествующие вопли и выкрики, так начинала ждать, когда муж снова ступит на «Молнию». Тогда одолевали уже другие мысли. Будет ли цел, не зацепило ли… Нет, к таким вещам привыкнуть было невозможно. Это уже знала точно. И каждое сражение с участием в нем Вальтера, как будто отнимало ее жизненные силы.
– Слава! – неизменно кричал ей ее желтоглазый, когда находил глазами в толпе встречающих. И улыбался во все тридцать два зуба, и как все равно светился изнутри.
Нет, странные были эти коты, и чистокровные, и не совсем. Мирослава была уверена, что они получали удовольствие в таких вот схватках. А еще ей думалось, что лиши их подобных передряг, и утратят огонь в глазах, как потухнут. Никак не могла представить себе, чтобы кто-то из этих забияк и бунтарей мог наслаждаться домашним теплом и уютом, сидя где-то в кругу семьи.
– Милая! Что ты такая бледная? Не надо за меня бояться! Сколько раз мы уже об этом говорили? – притягивал Вальтер жену к себе, как только стягивал специальный комбинезон, и спешно тащил ее в их каюту.
Ясно, что после схватки мужчине нужна была разрядка. Ее муж спиртное не жаловал. И оно не очень-то на него и действовало. Как потом Мира поняла, ее желтоглазого спиртные градусы почти не брали. А снятие напряжения требовалось и ничуть не меньше, чем любому другому бойцу. Когда они приходили в каюту, он уже еле сдерживался, чтобы не наброситься и не причинить ей обиды. Понятно, что та их близость содержала гораздо меньше ласк, чем обычно, а словам там и вовсе места не было, одно рычание, правда, в самом начале. Первое время Мира от такого была в шоке. Только Вальтер не злоупотреблял ее беспомощностью перед ним. Быстро потом брал себя в руки, и, как замаливал грех бурного выхода несдержанности и грубости последующими ласками, признаниями в любви и обожании. И она поняла, что перетерпев и простив, потом будет отогреваться душой в его крепких объятьях, и гораздо дольше наслаждаться ласковыми касаниями его рук, выслушивая жаркий шепот и ощущая уже другие поцелуи.
