Испанец | страница 48



- Ну, проходи, что же ты стоишь в пороге?

Интересно, зачем она его зазывает, подумал Игорь, изображая смущенную улыбку на своем лице. Марина ведь с ними не живет. Или?..

- Да неудобно, - Игорь сразу решил расставить все точки над i, сразу дал понять, что знает, что Марины тут нет и быть не может, и все заманивания типа «она вот-вот придет» неуместны. – Мне б телефончик ее узнать. Потерял номер…

Но у Елены Петровны, кажется, были свои планы на этот вечер. Она решительно отступила вглубь коридора, открывая Игорю вход в свое логово.

- Заходи, заходи, не стесняйся, - с нарочито преувеличенным гостеприимством в голосе проворковала она. – И никаких отговорок! Я хоть чаем тебя напою!

Все это время, все полгода, что Марина жила отдельно, мать не видела ее ни разу и не слышала о ней ничего. Марина защищала свой новый,  уютный хрупкий мир очень тщательно, даже одержимо. Казалось, она нарочно избегает таких мест, где может встретить мать, на звонки отвечала односложно, ссылаясь на занятость. Как-то раз столкнувшись с Анькой, Елена Петровна просто-таки вцепилась в девушку, пытаясь вытрясти из нее хоть что-то о дочери, но та ловко вывернулась, не сказав ничего, нахально заявив, что тоже ничего о Марине не знает, потому что не сует нос туда, куда ее не приглашают.

Врала, конечно.

От ярости и бессилия Елена Петровна могла лишь сопеть, как старый бульдог, багровея по самые брови от ярости и глядя в наглые, как смотровая щель танка, глаза Аньки. Хотелось и ее облаять, сказать ей, что она хамка, нахальная распутная девка, которая наверняка дурно влияет на Марину, и наверняка развратила ее, а в квартире дочери устроила притон! Но рядом была мать Аньки; и Елена Петровна сдержала свои порывы, багровея и чувствуя, как кожа на груди тоже пылает от румянца, словно в нее кипятком плеснули.

Дочери Елена Петровна теперь боялась, как боялся бы бывшего раба всякий тиран, получивший решительный отпор и лишившийся своей власти. Сначала она долго ждала, когда Марина, смакуя каждый день свои мечты об униженных просьбах дочери ее простить. Но время шло, месяц, второй, третий, а Марина не спешила на попятную, и в голову Елены Петровны закрались первые сомнения. А придет вообще Марина-то?..

Тогда женщина решилась наведаться к дочери сама. Нет, она не собиралась мириться и отступать от своего плана. Напротив – она хотела морально подавить Марину; хотела пройти, не раздеваясь и не разуваясь, оставляя следы обуви на мытых полах, морщить нос, рассматривая жилище дочери, какие-то милые нехитрые безделушки и простой, незамысловатый уют. Она даже решительно ключ взяла от дверей этой квартиры, полагая, что имеет право открыть и войти без приглашения. И все свои действия она оправдывала весьма благовидным предлогом – узнать, не околела ли с голоду ее растяпа-дочь.