В тот вечер он вернулся раньше обычного. Папаша Шольц, уполномоченный поселка, обещал ему двух кроликов, и Иоахиму хотелось заранее подготовить для них клетку. Он принес из сарая старый ящик, а про-волоку для решетки нашел в развалинах.
— Вырастут, будет шикарное жаркое, — сказал он Урсуле. — У меня уже заранее слюнки текут.
Клетка была еще не совсем готова, как появился Шольц. Он вытряхнул кроликов из мешка, и они тут же запрыгали по садику. Урсула бросилась их ловить, а мужчины, свернув себе сигареты из самосада Однорукого, закурили.
В эту минуту на центральной улице появился советский «джип», оставляя позади себя клубы черной пыли. Радлов успел рассмотреть внутри трех красноармейцев в фуражках с зеленым околышем и с автоматами в руках.
— Что случилось? — удивился Шольц. — Не ко мне ли они?
Вместе с Радловом он подошел к забору. И в других садиках показались люди, несколько любопытных вышли на улицу, остальные стояли в дверях. Машина давно миновала дом Однорукого и затормозила в конце центральной улицы. Солдаты выпрыгнули на тротуар.
— Они идут к Флейшеру, — сказал Шольц.
«Флейшер, кажется, бывший блокварт», — подумал Иоахим и почувствовал, как похолодели у него ладони. Он попытался принять равнодушный вид, но это ему не удалось. Судорожно сжатые губы выдавали волнение.
— Теперь его заберут, — сказал Шольц. — Давно пора. Он сажал евреев в концлагеря, да и с «Вервольфом», наверно, снюхался.
— Ага, — ответил Радлов как мог равнодушнее.
Но мысль его лихорадочно работала: «Вервольф» — концлагеря — евреи! Разве в Вергенштедте не шептались о том, что старик Брандт только потому так разбогател и приобрел влияние, что сажал в концлагеря своих конкурентов-евреев? А что это вообще такое — концлагерь?»
И вдруг он вспомнил, как однажды отец сказал: «Их отправляют в лагерь… Иной раз, когда перевожу стрелку, я вижу эшелоны с людьми…» При этом у него было суровое лицо, и Иоахиму показалось, будто отца что-то мучает, камнем лежит на сердце.
Но вот русские вывели блокварта Флейшера. Машина снова проехала мимо, Флейшер сидел между двумя советскими солдатами. Они так быстро промелькнули, что Радлов не успел рассмотреть его лица. Он еще не преодолел волнения, а «джип» уже исчез из виду.
— Да что с тобой? — спросил Шольц.
— Ничего! А что может быть со мной? — резко ответил он.
Но страх по-прежнему сжимал его сердце и заставлял лихорадочно работать мысль. «Флейшер и «вервольф». Это значит — сначала он, а потом, быть может, и я».
