— Вы нам очень помогли, — сказал Бухвальд.
Сержант ответил:
— Ладно, ладно. Только у нас времени мало.
И вместе с солдатами пошел за грузовиком, который двинулся обратно, подскакивая на ухабах. Теперь можно было очищать подвал от мусора.
В обед все прилегли отдохнуть на солнце, и каждый выложил свою скудную пищу: два кусочка поджаренного хлеба и две-три картофелины. Радлов не насытился, да и радости мало давиться всухомятку такой едой. Уже много дней его грыз голод, и муки эти рождали в воображении фантастические картины.
— Хорошо бы шницель съесть, — вздохнул он.
Шнейдер, снявший рубашку и подставивший худой торс солнечным лучам, пробурчал:
— Будет, все будет.
— Вы думаете?
— Уверен.
Иоахим взглянул на человека, который лежал рядом с ним на животе, подперев руками подбородок, и смотрел в синее весеннее небо.
— Да вы-то откуда знаете? — спросил Радлов с любопытством.
— Мы восстановим завод, будем, может быть, выпускать плуги, необходимые крестьянам. Все очень просто, — Шнейдер сорвал травинку и зажал ее зубами.
— На это уйдет несколько лет, — пробормотал Радлов.
— Только не у нас, — ответил Шнейдер и обернул травинку вокруг пальца. Рука у него была большая, узловатая, вся ладонь — сплошная желтая мозоль. — Достанем станки из подвала, и дело пойдет быстро. Пятый цех не совсем разрушен. Там мы и начнем. — Он указал на какую-то развалину. — Да и на электростанции в Клингенберге уже работают. Значит, скоро дадут ток.
— Вы и раньше здесь были? — спросил Радлов.
Шнейдер кивнул.
— Все мы здесь работали. Директор, некий доктор Йегер, был известным нацистом. Вот он и удрал со всем своим барахлом. К американцам. У этого типа немало грехов на совести. Но нас они не сцапали.
— Кого это «нас»?
— Да Бухвальда и меня и еще кое-кого, кто здесь работает. У нас была подпольная группа сопротивления.
— Вы коммунист?
— Нет, член профсоюза. Но Бухвальд коммунист. — Он отбросил травинку, которую все еще вертел в руках, и встал. — Пожалуй, пора приниматься за дело.
Пока они шли к своей куче мусора, Шнейдер рассказывал:
— Бухвальд и наладил здесь все. Не успели кончиться бои в наших краях, а он уже всех нас созвал.
Так они работали до трех-четырех часов. Радлов, как и все, сгребал в кучи кирпичи и мусор, а сам при этом размышлял: сколько же было у Гитлера противников и сколько людей надеется, что теперь жить будет легче? Лаутербах, Гартман, однорукий Шольц и этот вот Шнейдер. Но почему они были против, ему до сих пор никто не объяснил. А сам он не мог этого понять и еще меньше представлял себе, чего именно ожидают они от демократической Германии, которая будет к тому же антифашистской.
