Губертус Брандт не солгал, когда в учебном лагере сообщил Иоахиму Радлову, что ему звонил отец. Разговор был короткий, но штандартенюнкер знал теперь, как ему вести себя.
— Слушай внимательно, мой мальчик, — отец старался перекричать треск в аппарате, — тебя откомандировывают в главный штаб молодежных соединений, предписание уже послано. Я только что договорился с гаулейтером, тебе будет дано особое задание.
— Отлично, отец!
— Руководитель гитлерюгенда вместе с фюрером и верховным командованием выедут из Берлина и направятся на юг страны. Гаулейтер знает об этом от Бормана, который намекнул, что фюрер не останется дольше в Берлине. Таким образом, ты по крайней мере ускользнешь от русских целым и невредимым. А когда все кончится…
— Значит, ты считаешь…
— Не перебивай меня. Я ничего не считаю. Когда все кончится, мы встретимся у дяди Альберта в Мюнхене. Здесь пока еще спокойно. Мать не перенесет всех этих волнений. Русские уже близко, каждую минуту у нас тоже может начаться. Тебе все ясно?
— Да, отец.
— Ну, так держи ухо востро, мальчик, желаю удачи. Прощай!
На другое утро после этого разговора за Брандтом приехала легковая машина главного штаба гитлерюгенда и доставила его в Берлин.
Но, явившись для доклада к Артуру Аксману, однорукому рейхсюгендфюреру, в штаб на площади Адольфа Гитлера, Брандт нашел там лишь несколько невыспавшихся юнцов, которые жгли документы, рвали в клочья знамена и ломали мебель. От них он узнал, что Аксман перенес свой командный пункт в бомбоубежище на Вильгельмштрассе, неподалеку от рейхсканцелярии. Однорукий встретил Брандта приветливо, и Губертус понял, что отец позаботился о нем. Адъютант отвел его в комнату, обставленную с суровой простотой: походная кровать, стол и шкаф — ничего лишнего, а вскоре Брандт привык и к тяжелому воздуху убежища. Он принимал сообщения от баннфюреров из районов, еще не занятых русскими, и в свою очередь сообщал и обобщал сведения о действиях групп, оставшихся в занятых местностях Германии. В его обязанности входило ежедневно докладывать эти данные Аксману, который передавал их рейхслейтеру Борману.
В первые дни пребывания в Берлине Брандту казалось, что все здесь настроены оптимистически. Но это впечатление быстро изменилось, в убежище постепенно усиливались тревога и мучительное ожидание, эти гитлерюгендфюреры все чаще заговаривали о контрнаступлении на Берлин обергруппенфюрера войск СС Штейнера. Уже несколько дней имя до сих пор неизвестного генерала, месторасположение войск которого никто точно не знал, будоражило умы. Несмотря на это, по всему Берлину, ожидая его, стояли наготове еще уцелевшие танки и самолеты. Предполагалось, что этот генерал сколотит из вспомогательных частей авиации, слушателей офицерских школ, казначеев, пожарных и фольксштурмистов боевую группу и одним ударом в районе Бернау прорвет блокаду столицы. Все надежды возлагались на этого новоявленного генерала-спасителя.
