— Слушайте все! Слушайте все! В воскресенье молодежный воскресник! Юноши и девушки! Мы вас ждем!
Голоса разносились по улицам, привлекая к окнам обитателей домов. Машина несколько раз проехала взад и вперед по «Бродвею», затем покатила к рынку и еще раз вернулась обратно. Вначале молодежь Нового города просто опешила, ведь до сих пор «Бродвей» считался их заповедной территорией, где ребятам из Старого города делать нечего. Но замешательство вскоре улеглось. Ухмыляясь, глубоко засунув руки в карманы, наблюдали они за машиной. Вид у них был довольно заносчивый, но Радлов знал, что у большинства на сердце кошки скребут. В сущности, все они перепугались. Правда, когда старогородцы сошли с машины, бывшие хозяева «Бродвея» сбились тесной кучкой. Но поняв, что ребята из комитета не замышляют ничего враждебного, они тоже перестали петушиться. А пареньки из Старого города завладели «Бродвеем», словно он принадлежал им извечно. Новыми плакатами они заклеили «петли оборотней» и смешались с молодежью из Нового города, не обращая внимания на то, что те их избегают. Гензель, увидев Радлова, крикнул ему, иронически улыбаясь:
— Сегодня мы возвращаем тебе визит. А завтра ты ведь придешь поработать?
Радлов ничего не ответил. Гензель подошел ближе.
— Ты что, разговаривать не желаешь?
— Глупости! Но зачем было устраивать этот цирк?
Радлов злился. Сперва выгоняет в шею, а теперь делает вид, будто ничего не случилось, и при всем честном народе заговаривает с ним. А может, это провокация?
— Из ничего ничего и не получится, — сказал Гензель. — Отлично можете завтра поработать. Ничего с вами не сделается. До обеда засыпем окопы фольксштурма.
Вокруг них уже собрались любопытные. Гензель обратился к окружающим:
— И в клуб к нам заходите. Мы вовсе не такие уж… — он улыбнулся. — Спросите у Радлова, он знает, где клуб.
Вечером мать спросила Иоахима:
— Ну как, пойдешь завтра на воскресник?
Радлов неохотно пробормотал что-то в ответ, но мать уловила в его тоне согласие.
— Вот и хорошо, — сказала она, — тем более что ты был в гитлерюгенде, имел зеленый шнур…
Но Радлов перебил ее:
— Перестань, я иду совсем не поэтому. Хочу просто посмотреть на их толкучку.
Он и не подозревал, что во многих семьях Верхнего города велись в тот вечер подобные разговоры. Он думал о Лаутербахе и Бухвальде, которые трудились в Берлине, не жалея сил, и с ужасом обнаружил, что Гензель действительно внушает ему уважение. Как здорово он сегодня все это провернул! У этих богатых маменькиных сыночков лица так и вытянулись.
