— Какая же ты всё-таки прелесть!
— Знаю, бегите уже, не заставляйте парня ждать.
Мне дважды повторять не нужно. Оставив мягкий дружеский поцелуй на щеке моей верной служанки, побежала к нему. Огляделась, чтобы никого не было по близости, подкралась к дверям, повернула ключ, спустилась вниз и увидела любимый силуэт в привычно пугающей тюремной обстановке.
Влад. С первой нашей встречи и по сегодняшний день не перестаю любоваться его чарующей красотой. Черты лица те же, скульптурные. Прекрасные алые глаза. Он возмужал, окреп. Стал высоким, подтянутым. Под изношенной рубахой прорисовывались крепкие мышцы, растрёпанная чёрная шевелюра щекотала кончиками широкие плечи, взгляд стал более глубоким, уверенным. Белые клыки добавляли его улыбке особого, свойственного вампиру, шарма. Интересно, как долго я стою неподвижно, жадно разглядывая его? Нервно сглотнув, приоткрыла рот. Мне будто резко начинает не доставать кислорода, кожа становится горячей, чувствую, как краснею. Как он может производить на меня такой эффект? Это истинные чувства или животная страсть? А может и то, и другое?
— Ну здравствуй, малышка.
Не могу отделаться от мысли, что он тоже рассматривает меня с особым интересом. Не как друга. Или это только моё девичье воображение? Как было бы здорово, если бы нас не разделяли железные прутья. Если бы мы были двумя молодыми людьми, которые гуляли бы за руку по скверу. Тогда наши чувства имели бы какой-то смысл. Тогда было бы гораздо проще с ними разобраться. Но это всего лишь "если бы".
— Анна, ты чего? Что-то случилось? Снова отец?
Его глаза налились яростью и тревогой. Да, я рассказывала ему о том, как со мной обходиться папа. В какой то момент просто не смогла сдержаться, хотела поделиться, поплакаться, хотела, чтобы он утешил, поддержал. Признаться, я частично жалела об этом, ведь его реакция была очень болезненной. Он ещё раз ощутил свою безысходность, так как ничем не мог помочь. Каждый раз, когда он видел мои слёзы или ссадины на теле, его накрывала ярость. Он метал по клетке, как раненый взбешённый дикий зверь. Сжимал кулаки, метал взглядом молнии. Но потом приходил в себя и успокаивал меня, словно ребёнка. В эти моменты мне становилось проще. Я использовала его доброту ко мне, и укрывалась в его утешениях от всех своих проблем. Тем самым нанося раны его и так искалеченной душе. Иногда мне было тошно от своего эгоизма. Правда, он не знал, кто мой папа такой. Он всё ещё думал, что я — дочь конюха, служанка.
