Тот кивнул и кинулся в дом. Вскоре он с узлом одежды вернулся обратно. Развязанный лейтенант пил с жадностью воду из фляги, которую ему дал дед. Струйка воды стекала ему на грудь, но он не замечал, пока не опустошил емкость.
— Два дня ни есть, ни пить не давали сволочи! — злобно взглянув на полицая, произнес он.
— Что с ногой, лейтенант? — спросил я, видя, как он морщится при попытке встать.
— Не знаю, по-видимому, перелом, когда прыгнул с парашютом.
— Снимай-ка портки, парень! — произнес дед, забирая у него фляжку из-под воды. — Посмотрю, что у тебя с ногой.
Лейтенант с трудом снял галифе. Нога в голеностопе распухла, дед внимательно ощупывал ее, потом, ухватившись, резко, с поворотом, дернул за ногу. Лейтенант вскрикнул и потерял сознание от острой боли.
— Вывих у него был, сейчас очнется, а через два дня все пройдет, или раньше, если вы со Сварогом поможете. — проговорил дед, накладывая тугую повязку на ногу лейтенанту.
Мы перенесли лейтенанта в телегу и прикрыли сверху сеном. Полицай вывел повозку со двора, и мы по пылили в сторону болота, где была гать на наш остров. Дед, держа вожжи, изредка подгонял лошадь, та отмахиваясь хвостом, слегка прибавляла ход, но тут же снова переходила на неторопливый шаг. Полицай шел рядом с телегой, изредка поправляя на плече винтовку (патроны я у него изъял), все ж «власть». Дорога петляла через сосновый лес, колеса подпрыгивали на корнях от вековых сосен, дребезжа и поскрипывая всей тележной конструкцией. Запах смолы, разогретой на солнце, перемешивался с запахом лесных трав, хвоей, и все это было сдобрено щебетаньем птиц и стрекотаньем кузнечиков. Солнце ласкало лицо своими лучами, и казалось, что нет ни войны, ни смертей в этой лесной глуши. Аромат, казалось, одурманивал и навевал сон, лишь толчки на кочках не давали заснуть, да вечно надоедливые пауты так и кружили над нами и лошадью.
Неожиданный выстрел разорвал лесную тишину. Полицая бросило от удара пули на телегу, и он сполз на землю. Я залег за колесом, только дед невозмутимо сидел с вожжами на телеге. Из леса раздался голос.
— А ну, сволочи продажные, бросай оружие, а то всех перестреляем!
— А мы оружия не имеем, милок! Полицая вы убили, а мы селяне, едем в город! — спокойно произнес дед.
— А второй чего разлегся? Вставай и подымай руки, а не то сейчас пулей пощекочу!
Я встал и поднял руки, из-за кустов вышел молодой красноармеец с трехлинейкой. Подойдя к полицаю, он поднял его винтовку, закинув свою за спину.
