Искра дракона | страница 4
Время жизни утекало, былое забывалось, становилось легендой, песней, которую напевали бродячие менестрели на пыльных дорогах — венах земли.
Люди создавали города и страны, расползались по земле, обучались ремеслам и магии. Их жизнь была по-прежнему короткой и сгорала также быстро, как свеча на столе, но это и не давало людям забыть о скоротечности жизни. Они жаждали знаний, развиваться, меняться, брать от жизни все и сразу. Это и привлекало в них не знающих старости данаев, красота людей, жажда, их сила и слабость. И все же данаи боялись смешивать свою кровь с чистой людской, памятуя об ошибках своих прародителей.
Но не тех ошибок боялись данаи. Наместница это знала. Как и знала, насколько сладок запретный плод.
Время не сохранило имен тех, кто первым породил дэйвов. Была ли то история любви, такая же великая и печальная, как история Наместницы, или же это была всего лишь случайность. Но дэйвы появились, не такие, как данаи, не способные обращаться в драконов, но красивые, как их прародители, сильные и гордые, с черными, как у драконов глазами, в глубине которых жила их человеческая душа. И если не знали они зова неба, то людская магия в совершенстве им подчинялась.
Века данаи смотрели на своих потомков свысока, почти не замечая их. А дэйвы росли, развивались, учились. Ведь в их крови сохранилась память людей о скоротечности бытия, хоть и жили они так же долго, как их прародители.
И снова кровь девы, кровь Наместницы стала первым толчком, искрой к изменению нового мира. Потомок ее — дитя дома Ибиса красивый и гордый дэйв Данталион, путешествуя по землям эльфов, не тех, что породили данаев, но их более слабых потомков измененных временем, услышал одну старую легенду о паре прекрасных изначальных радужных драконов, поселившихся на священной горе Сиель после Великой войны. Эльфийский старец, проживший не одну сотню лет, сказывал, что не просто так радужные драконы там поселились, говорил, что в темных пещерах ее изначальные что-то спрятали, что-то важное и настолько ценное, что даже пожертвовали жизнями ради этой тайны. Загорелся Данталион этой легендой, захотел взобраться на священную гору и отыскать неведомое сокровище, спрятанное драконами.
Сурова была гора, не хотела она открывать свои секреты, но и Данталион был упрям. Не пугали его ни морозы, ни яростные ветра, ни дожди, ни знойная жара, дошел он таки до вершины, отыскал сокрытую снегами пещеру и нашел то, что пытались сохранить изначальные. То была кладка драконьих яиц, двенадцать маленьких жизней, окаменевших и заледеневших за сотни времен. Данталион забрал кладку с собой и отнес единственной, кто мог спасти или навсегда упокоить маленькие, невинные души. Он отнес их той, что дарила жизнь — Наместнице Великой Богини на земле.