Я продолжаю плакать — теперь уже от счастья. Захар Кузьмич помогает мне подняться.
Я оглядываюсь — Ларион Казимирович уже скрылся за дверями. На крыльце стоит только его неприветливый лакей.
— Его сиятельство велел передать, что приезжать к нему более не надо.
Я киваю, прошу передать Ставицкому благодарность и сажусь на лошадь. Я многому научилась за эти дни, но понимаю, что это — лишь капля в море магических знаний. Возьмется ли кто-то еще учить меня им?
После обеда Дашутка приносит письмо.
— От княжны Бельской, ваше сиятельство! — важно сообщает она и кладет на комод аккуратно сложенный листок бумаги.
Я разворачиваю его, прыгаю взглядом по строчкам. Почерк у княжны красивый, буквы маленькие, круглые, со множеством завитушек. Я читаю, спотыкаясь на непривычных знаках. Как их там — ять, фита? Непривычно использование и некоторых вполне знакомых букв — «и» в латинском написании, с точечкой вверху, твердый знак в конце слов.
«Дорогая Натали!
Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии.
Перво-наперво, хотела бы извиниться за отказ папеньки обсуждать интересующую тебя тему — он давно уже болезненно воспринимает ее и даже в разговорах со мной крайне редко ее затрагивает.
Но ты должна знать, что во всём, что не касается этого, ты можешь рассчитывать на нашу приязнь и поддержку. И если когда-нибудь тебе потребуется помощь, то искренне верю, ты обратишься к нам без малейшего стеснения.
Как твои уроки французского? Я слышала, Татьяна Андреевна всё-таки наняла вам с Софи хорошего учителя».
Тут я невольно хихикаю. Да уж, тетушке пришлось раскошелиться. Но учитель, действительно, оказался толковым. Старенький француз, несколько лет назад променявший родной Париж на снега России, был мил, галантен и умел ценить настоящую литературу.
Хорошо, что я училась на инязе — выяснилось, что говорю по-французски я куда лучше Сони, и в отличие от кузины, читала в оригинале и Вольтера, и Руссо. В разговорах с месье Буазелем труднее всего оказалось не обмолвиться случайно о каком-нибудь еще не написанном произведении Дюма, Бальзака или Гюго, которые известными писателями еще не стали.
Софи на уроках нервничала, иногда плакала, а вечерами я слышала в ее комнате бормотание на французском языке — она учила слова и грамматику.
«Буду рада видеть тебя у нас в любое время. Прости, что сама не наношу вам визитов — ты же знаешь, что Татьяна Андреевна не очень ко мне расположена.
Надеюсь, тебя не затруднит написать мне в ответ хоть несколько строчек, чтобы я знала, что у тебя всё в порядке, и ты не сердишься на нас».
