Этюд В Бордовых Тонах | страница 3
Мне трудно определить, насколько Галковский был тогда искренним, либо он просто решил наказать меня за мое поведение в недавнем прошлом, когда подрался после уроков с Ткаченко, причем если вначале он выигрывал за счет скорости и техники, то потом сильные удары более мощного средневеса сделали свое дело, и обессилевший Галковский, поняв, что не в состоянии противостоять тому, заплакал не от боли, а от обиды.
И я оказался среди тех, кто смеялся над его слезами, как бы поддержав более сильного, хотя с Ткаченко никаких отношений не имел!
И вот мы оказались вдвоем в спортзале школы.
- Ты готов? - поинтересовался Галковский, и я почувствовал в его словах какое-то странное удовлетворение.
- Да, давай! - ответил я, подставив ему под удар лицо, стараясь не жмуриться.
Неожиданно Галковский нанес мне удар в лицо, и у меня словно искры посыпались из глаз, после чего резкая боль пронзила всю мою суть, а затем все вокруг покрылось темной мутью, так что мне показалось, что я на мгновение потерял сознание.
Лишь потом я понял, что это был классический нокдаун, и удивительно лишь то, что мне удалось устоять на своих двоих.
Сумев собрать всю свою волю в кулак, я не застонал и даже сумел криво усмехнуться, хотя мое лицо ужасно болело, а глаз на время потерял подвижность, пусть бровь и не была рассечена.
- Всегда к твоим услугам! - высокопарно произнес Галковский и отправился по своим делам, оставив меня одного со своими мыслями в центре спортзала.
И в этот момент я почувствовал острую ненависть к человеку, исполнившему мою просьбу, но при этом доставившему мне и физическую боль, и моральное унижение.
Так за короткое время я уже дважды испытал чувство своей неполноценности, что могло окончательно уничтожить меня, как независимую, самодостаточную личность.
Из создавшейся ситуации было только два выхода: либо я с сегодняшнего дня мог превратиться в ничтожную, никем не уважаемую “шестерку”, и прожить жизнь, поддерживая штаны какому-нибудь боссу в будущем, либо полностью перековать себя в жестокого монстра, лишенного сочувствия к кому-либо и способного подчинить себе всех вокруг, для чего я должен был заниматься самоистязанием, добиваясь поставленной цели.
Решение пришло ко мне почти что мгновенно, и уже на следующее утро, которое было субботой, я начал изнурять себя физическими упражнениями, не понимая, что бессистемное занятие ними ничего полезного мне не даст кроме того, что нанесет вред моему здоровью.