Подполковник Лебедев примчался в штаб дивизии раньше комдива. Он поздравил Маракушу и, упреждая его просьбу, оказал:
- Не волнуйся, капитан, артиллерия дождется и прикроет выход Матюхина в сумерки. Что дает пленный?
- Еще не знаю... Но, думаю, для нас он даст мало — командир дивизиона. Судя по документам, наши догадки подтвердились.
- Что ж, главная задача выполнена, кое-какие детали, конечно, узнаем...
Маракуша молча согласился, однако, прикинув свое, затаенное, предложил:
- Надо немедленно готовить разведку боем.
Лебедев насторожился. В разведке боем участвуют не столько разведчики, сколько линейные подразделения. Они завязывают настоящий бой, а десятки наблюдателей засекают огневые точки врага, его батареи, расположение его подразделений и начертание обороны. В сумятице боя действуют и разведчики. Они пытаются прихватить пленного, собирают документы. Но основная тяжесть лежит все-таки на линейных подразделениях. Они принимают бой, как бы прикрывая собой разведчиков.
- Вы думаете, что пехота прорвется на взлобок? И почему — немедленно?
- Если вы оставляете всю артиллерию, чтобы прикрыть выход Матюхина, то пехота может прорваться.
Подполковник задумался. Маракуша трезво оценивает обстановку. Неожиданная вечерняя атака на расстроенного и наверняка побитого противника может дать неплохие результаты. А нужны ли эти результаты? Допустим, стрелки захватят взлобок. Что дальше? Для закрепления нет сил. Ведь Маракуша не знает, что артиллерия резерва работала только как средство ввести противника в заблуждение...
Неожиданно эта четкая, вычитанная когда-то из инструкции фраза перечеркнула все рассуждения Лебедева. Он с интересом посмотрел на Маракушу: хорошо мыслит человек. Видимо, надо доложить командованию. Оно решит. Оно смотрит дальше.
- Пожалуй, не выйдет... Во всяком случае, доложу. Пойдем послушаем, что скажет твой крестник.
Из-за высокой насыпи штабного блиндажа вышли разведчики, и Шарафутдинов, дождавшись, когда Лебедев шагнул за дверь, тихонько окликнул:
- Товарищ капитан!
- Что такое? Я же сказал — марш отдыхать!
- Товарищ капитан, разрешите идти на передовую,— сказал Шарафутдинов. Над его плечом показалось умиленно-просящее, лоснящееся от все еще выступающего пота лицо Закридзе.
- Нельзя по-другому, товарищ капитан.
Маракуша посмотрел на небо, на дальний перелесок. Он уже подернулся предвечерней синью, ветер стих, начинало холодать.
«К ночи развиднеется, а сейчас, скорее всего, падет туманец, — подумал капитан. — На это и рассчитывают... А кто же огнем прикроет... в случае чего? Значит, мне нужно возвращаться?»
