- Дзот на месте.
И, мгновение назад не веривший в его существование, Шарафутдинов молниеносно принял решение:
- Сутоцкий, прикрой, Закридзе, за мной.
Он юркнул в ход сообщения, потом в отводной ус, ведущий к двери дзота, взялся за ручку крашеной, должно быть сорванной где-нибудь в деревне, двери и оглянулся: прикрой, а сам вскочил в дзот.
Он был пуст. На столике стоял пулемет, на полках ящики с лентами и гранаты. Пахло не только машинным маслом, сладковатой взрывчаткой, но и табаком. Шарафутдинов хотел рывком выхватить и выбросить замок пулемета, но передумал — набрал под столиком горсть сухой глины и сыпанул ее в затвор: когда придется отходить, этот пулемет уже не ударит в спину. А выброшенный затвор — след. Шарафутдинов же твердо знал: следов надо оставлять поменьше.
Они вернулись в главную траншею и опять пошли вперед к жилым землянкам. До сих пор всем казалось, что главное — увидеть и схватить. Сейчас, после паузы у дзота, главным оказался слух. И они слушали приглушенный далекий говор — ленивый, затухающий, чей-то запоздалый смех. Слушая, едва не проскочили устье крытого хода сообщения. Теперь, если верить схеме и выученной наизусть карте, метров через сорок будет новый ход сообщения, который и приведет к жилым землянкам.
Они уже освоились в немецкой траншее. Вот почему, не сговариваясь, решили не заглядывать в крытый ход — он вел к командному пункту, а там наверняка не одно помещение, там связь и люди. Им требовалось что-нибудь попроще. И они опять пошли по траншее. Вдруг сзади раздался твердый, властный стук каблуков по дощатому настилу — их кто-то догонял. Вероятно, этот сухой стук насторожил и самого шагавшего, потому что шаги стали мягче и медленнее.
Такой вариант; поиска тоже отрабатывался на тренировках, и потому все произошло мгновенно и так слаженно, словно они специально обо всем договорились. Сутоцкий подался назад и стал в устье крытого хода сообщения, Закридзе втиснулся во врезную стрелковую ячейку, и только Шарафутдинову не нашлось укрытия. Он присел на корточки, надвинул капюшон куртки и стал возиться с завязками маскировочных брюк.
Из-за поворота траншеи вывернулся подтянутый, в отлично пригнанной шинели, офицер в фуражке с высокой тульей. Он приостановился и оглянулся. Шарафутдинов по погонам определил — капитан, гауптман. Кажется, артиллерист. Во всяком случае он двигался со стороны артиллерийского НП. Гаубичники правильно сказали Матюхину: на НП часто бывают офицеры. Гауптман пошел медленнее, у самого поворота в ход сообщения приостановился и опять оглянулся. Там, сзади, слышался стук кованых каблуков. Кто-то бежал вслед, и сержант Шарафутдинов сразу сообразил — ординарец. Офицер то- морщился и повернулся, чтобы войти в ход сообщения, но, увидев Гафура, отрывисто спросил:
