- Еще раз напоминаю: не забывайте о командном пункте и закрытом ходе сообщения. Если придется врываться в землянку, я падаю и веду огонь понизу, а ты, Закридзе?
- С руки.
- Сутоцкий?
- Готовлю гранаты и делаю бросок на ближнего.
- Нет. Гранаты готовишь раньше, а бросок на старшего в звании.
- Точно.
- Ремни на месте?
- На месте,— ответил Закридзе, потрогал карман и перевел дыхание.
Они переглянулись, Шарафутдинов скомандовал:
- Пошли...
И первым двинулся из землянки — согнувшись и напружинившись. Он смотрел не вверх, на бугор, а вниз, в землю, разыскивая лисью тропку. Она начиналась метрах в трех от землянки и наискосок поднималась на бугор — в глине хорошо просматривались отпечатки лисьих лап. Шарафутдинов легко, как мячик, вскочил на взгорок и размеренно,, экономя дыхание, побежал вверх. Он не оглядывался, знал, что двое бегут за ним — все это они отрабатывали раз десять.
Вероятно, в первые минуты после сигнала никто из них не чувствовал страха, разве только слегка засосало под ложечкой да чуть дрогнули пальцы. Но эти мелочи быстро подавлялись. А сейчас, когда они бежали вверх, страх и вовсе пропал. Главное — добежать незамеченными, поэтому они горбились, и где-то на полпути к траншеям Сутоцкий подумал: «Почему Гафур бежит так медленно?»
Именно в этот момент Шарафутдинов рванулся и стремительно, заглатывая воздух, побежал вверх. Закридзе бросился было за ним, но сейчас же сбавил темп: они договаривались, что Шарафутдинов первым добежит до траншеи, ляжет на бруствер и в случае нужды прикроет огнем остальных. Перед траншеей Гафур изготовил автомат и залег. Сутоцкий и Закридзе обогнули его с двух сторон и спрыгнули в чистенькую, укрепленную досками траншею. За ними спрыгнул Шарафутдинов.
Он обогнал Закридзе и, прижимаясь к стенке траншеи, повторяя ее изгибы, пошел вперед — чуть согнувшись, пружиня в коленях, потому что старался не греметь каблуками о дощатый настил. За пим шел Закридзе, потом — Сутоцкий.
Где-то тут должен находиться дзот, прикрывавший командный пункт противника с фронта, за ним — устье перекрытого сверху хода сообщения. Но их не было. Сержант оглянулся, словно прося поддержки разведчиков. И они поняли, почему он оглядывается: каждый в душе почти уверовал в ложность записки. Опять засосало под ложечкой, дрогнули и стали потеть ладони. Но разведчики забыли, что время для них сейчас двигалось быстро, а метры — медленно. За поворотом траншеи открылся ход сообщения, но — открытый. Он, изгибаясь, вел в глубину обороны. Самый высокий из всех — Сутоцкий — проследил его изгибы, увидел горб дзота и даже его прижатую к земле амбразуру с бетонным зевом. Николай легко ударил по плечу Закридзе, тот тем же манером остановил Шарафутдинова. Они сошлись, и Николай Сутоцкий прошептал:
