Обманулся, подумав, что нашел с этим чуваком общий язык сходу.
Парк. Пойти бы в парк.
Мойша чудил классно: один раз он уехал куда-то вроде бы по делам, не оставив мне пленки. Чик-чик, и фотоматериал закончился. Приходили клиенты с денежкой, и под вечер я даже услышал предложение купить пленку на бабло заказчика. Вот бред! Вечером явился Мойша, я доложил ему о ситуации. «Вот дурак, надо было снимать пустым фотоаппаратом, потом бы сказал, что, извините, брак, надо переснять. Но деньги ты бы уже взял!»
Да, в удивительной стране мы живем. Страна чудес, не иначе.
Я рассматривал кусочек фотобумаги, тискал и мацал ее. Серебро. Металлическое серебро. Моих познаний не хватало на то, чтобы определить процент хлористого. А оно было. «Новобром»? Похоже.
Конечно, «Новобром». Но тогда его не было! Снимок старый! «Унибром»? Нет. Та́к растащить его можно было лишь с помощью виража, а этого не делали, я в этом был уверен. Почему? Потому, что неполное отбеливание «съело» бы только слабые слои серебра, черноту не затронув. Чернота же, самая настоящая чернота, была на снимке, превратившись, правда, в глубокий коричневый тон. «Бромпортрет»… Были и другие самовирирующиеся сорта фотобумаги, я даже вспомнил формулы: AgBr, AgCl. Но это вовсе не «Бромпортрет», а «Новобром» запроявленный, причем в обычном проявителе Чибисова СТ-1 с недодержкой. Отсюда и контрастность. Контрастность? У меня не было негатива.
Все больше я убеждался в том, что это «Новобром». Снимок выглядел подозрительно старым: «Победа» на заднем плане, она была нерезка́, но все-таки явно видна, да и прикид дядька́ выглядел так, как одевались в пятидесятые. Еще трамвай. Трамвай меня добил. Синий (на черно-белом снимке этого, конечно, не было видно, но я сделал скидку на сенсибилизацию), не двухосный, конечно, это бы вырубило меня напрочь, но тот, с деревянными сиденьями и нелепым штурвалом во втором вагоне. Трамвай был совсем на пределе видимости, и я его увидел! Так называемая «американка», ЛМ-33 с прицепным ЛП-33.
Итак, мистификация. Ну и какого хрена Курго разыгрывала меня? Я набрал номер. Курго не было. Приходилось пялиться в монитор. А он, у меня, зараза, почти сдох.
Курго?
Зачем?
Лариса мешала.
Я пошел в «темную». Дальше. Закурить, думать. «Новобром», судя по всему, проявленный около четырех минут СТ-1 или чем-то подобным. Откуда ты знаешь… Лариса брала меня за шкирку и возражала: это, знаешь ли, не «Новобром»? — «Ну конечно, „Новобром“», — соглашался я, — …«Новобром», проявленный четыре минуты, причем в неразбавленном проявителе, иначе максимальная оптическая плотность была бы ниже». — «Но это без учета спектральной сенсибилизации». — «Конечно». — «Субъективно ты домысливаешь, дорисовываешь эти тона; ведь они не такие рыжие, какими тебе кажутся. Сенсибилизация». Шпингалет в двери хряснул; кто-то ломился. Я чиркнул задвижкой. Тело пыталось дышать. Захотелось вырубить оба света, и белый, и красный. Шумно привздыхивая, лавкрафтовское чудовище меня поглощало. Ктулху зохавал мозг! Уставившись на бледно-маньячное отражение красного фонаря (ну почему профи работают с прозрачными фильтрами?) в фиксажной кювете, оно, чудище, бултыхалось, как представление луны в воображении пьяницы, споря с рассудком. Хотя какой тут рассудок, от него осталась лишь ностальгия. Коллекция негативов сегодняшних, да и вчерашних, полетела в проявитель. Странно, вроде бы сегодня я их уже проявлял. Промывки-то тут нет, черт. Лариса пошла на абордаж. Меня насилуют, ого.
