Но нужно жить, и жить для того, чтобы
ежедневно умирать.
Ст. 12. Одно горе прошло; вот,
идут за ним еще два горя.
Кто видел все сии бедствия, может
подумать, что теперь они окончились. Но,
о, Боже! Ты безжалостен. Но чем сильнее Твоя
жестокость, тем сильнее Твое милосердие.
То, что кажется кротким, впоследствии
бывает исполнено яда, а то, что кажется
жестоким, напротив, оборачивается милосердием.
Ст. 13. Шестый Ангел вострубил,
и я услышал один голос от четырех рогов
золотого жертвенника, стоящего пред
Богом,
Ст. 14. Говоривший шестому
Ангелу, имевшему трубу: освободи четырех
Ангелов, связанных при великой реке Евфрате.
Ст. 15. И освобождены были четыре
Ангела, приготовленные на час и день, и
месяц и год, для того, чтобы умертвить третью
часть людей.
Шестым вестник есть вестник смерти.
Все, что происходило до сей минуты, было
подготовкой к смерти, которая не приходила.
Однако без этой смерти истина никогда
не откроется людям. Сам Бог повелевает
убивать, и это повеление исходит от Его
золотого жертвенника, то есть от жертвенника,
на котором предстоит сделать последнее
жертвоприношение, самое страшное из
всех.
О, правосудие Бога моего! Как ты
жестоко! Ты хочешь смерти и убийства. Но,
жестокое для того, кто, будучи еще жив, должен
умереть от твоей строгости, ты сладостно
и любезно тому, кто желает только славы
Божьей и, достигнув истины, чтит, благословляет
и любит тебя, даровавшего под видом жестокости
столь великое благо. О, правда! О, истина!
Я не могу думать о вас без радостного восхищения.
Ваши самые крайние жестокости показывают
мне высшее благо. Начало ваше строго и
жестоко, но жестокость эта впоследствии
изливает потоки сладостей. О, тайна жестокости,
тайна любви и милосердия! Кто тебя постигнет
кроме того, кто с твоей помощью достиг
блаженства? Кого ты наименее щадила, тот
наиболее доволен и наиболее блажен. О,
правосудие! Тебя не знают и поэтому боятся.
Ты жестоко только для тех, кто сопротивляется
владычеству чистой любви. Но для того,
кто, не имея собственной любви, не сопротивляется
любви чистой, ты кротко и любезно. О, перо!
Ты бессильно и никогда не сможешь начертать
того, что мое сердце чувствует, постигает,
любит и свято чтит в правосудии Бога моего.
О, Божье правосудие! Насколько боящийся
тебя еще удален от чистой любви! Кто тебя
не любит, тот еще не отрешился от самого
себя. Я не могу вещать о тебе от избытка
чувств. Ты составляешь все удовольствие
моего сердца! Чем ты ближе ко мне, тем больше
я люблю тебя. О, любовь, любовь чистая, где
ты? Ты обретаешься только в тех сердцах,
для которых правосудие Божье в самых
крайних своих жестокостях имеет одни
радости и утешения. Есть души, которым
любовь доставляет одни сладости, и они
почитают себя довольными. Другим же она
доставляет одни жестокости, и они считают
себя достойными сожаления. На самом же
деле наибольшая сладость любви заключается
в отсутствии сладости. О, правосудие Божье!
Почему я не могу быть твоим вестником?
Как бы мне этого хотелось!
