— Позволь говорить мне, — заявил Солан, многозначительно глядя в мою сторону.
Я не скрывал своего мнения по поводу видений, духов и прочей мистической чепухи, но согласился обратиться за советом к пророчице племени. Судя по нашей короткой встрече, она была очень похожа на самую старую представительницу племени Холмов, Амму… только Амма никогда не падала на землю, закатывая глаза и излагая смутные пророчества. Худшее, что она когда-либо делала — раздражала меня своими загадочными комментариями.
Ухмыляющаяся беззубая старая ведьма широко распахнула тяжелую дверь, как будто та ничего не весила.
— Как раз вовремя, — прохрипела она и вернулась в дом, оставив нас гадать, как в этом случае поступать.
Солан, который, казалось, привык к поведению старухи, вошел следом за ней. Маркон пожал плечами и шагнул внутрь, два шамана поплелись за ним. Воспользовавшись моментом, я осмотрел маленькую тихую поляну. Я не чувствовал такого умиротворения уже… вообще никогда. В течение многих лет я защищал свое племя и выживал в диких лесах, доверяя своему инстинкту, который сейчас утверждал, чтобы я открыл разум тому, что должна была сказать Умма.
Я глубоко вздохнул и вошел в хижину, еще раз обрадовавшись своей передышке снаружи. Как только я переступил порог, меня встретила стена зловония. Маркон слезящимся взглядом показал, чтобы я оставил дверь открытой.
— Садитесь, садитесь, — щебетала Умма, указывая на беспорядочную коллекцию предметов, примерно в высоту табурета, сгрудившихся вокруг крошечного столика. По краям стояли шесть чашек дымящегося чая.
— Ты знала, что мы придем, — пробормотал Солан, усаживаясь на старый бочонок из-под настойки риита.
Умма просто ухмыльнулась и жестом пригласил нас тоже сесть. Каким-то образом нам всем удалось разместиться вокруг стола и взять свои чашки. Умма протянула руку между Бэндрином и мной, чтобы взять свою чашку. Меня вновь накрыла волна вони. Бэндрин, казалось, ничего не заметил, — должно быть, его собственный резкий запах лишил нос прежнего обоняния — но мой желудок непроизвольно скрутило.
Все стало только хуже, когда я поднес чашку ко рту. Пахло так, словно она сварила прогнившую филейную часть ноги, добавив туда варенья для вкуса. Маркон и Солан выглядели так же плохо, как и я, что меня немного порадовало, но оба шамана осушили свои чаши, а затем, к моему удивлению, налили вторую порцию.
Делая вид, что пью мерзкое варево, я, затаив дыхание, изучал Умму. Ее сходство с Аммой было поразительным. Наконец, любопытство взяло верх, несмотря на мое обещание прикусить свой длинный язык.
