Желание разнести лачугу на куски вновь охватило меня, а затем вырвалось наружу, как горячий ветер пустыни через туманное поле, из-за чего я стал слабым и вялым. Гнев испарился, как выжженный саженец в моей душе. Даже мысль о том, что позже я проведу тренировку с Арлин, чтобы научить ее сражаться, не сумела поднять мне настроение.
Даже не учитывая то, что я был изгнан как Альфа из собственного племени, племени, ради которого я пожертвовал почти всем, чернота в моем сердце еще никогда не угрожала утопить меня в отчаянии. Каждая смерть, каждая битва — черт, каждое рождение — были напрасны. Как вид, мы все бежали вниз по склону к утесу, и ничто не могло остановить нашу инерцию. Я часто просыпался по ночам от таких снов, но никогда не думал, что они станут реальностью.
— Поэтому я думаю, что нам следует поделиться этой новостью с остальными, — заявил Маркон.
Солан согласно кивнул.
— Мы проведем собрание, чтобы объяснить ситуацию. Они должны знать.
Резко поднявшись, я локтем сбил с полки чашку. Грохот падения предмета на пол вызвал всеобщее изумление, словно они забыли, что все это время в углу сидел бешеный зверь. Вот только… желание бороться покинуло меня, вместе с любой надеждой, которая могла бы быть.
— Мы ничего им не скажем, — произнес я хриплым голосом, чувствуя, как внутри меня все переворачивается. — Какой в этом смысл?
Маркон и Солан обменялись обеспокоенными взглядами. Они выработали между собой молчаливый язык, который я не мог понять. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
— Мы должны, Трайн, — тихо возразил Маркон. — Они имеют право знать.
— Зачем?
Он быстро заморгал, пытаясь понять меня.
— Затем что… так принято. Мы не можем скрывать это.
— Еще раз, какой в этом смысл? — переспросил я. — Зачем быть такими жестокими?
В глазах моего брата мелькнуло сомнение, а потом то же самое я увидел во взгляде Солана. Прежний я упивался бы победой, но на этот раз мне не доставляло удовольствия быть правым.
— И что нам тогда делать? — спросил Маркон.
— Мы поведем себя как Альфы и защитим свой народ. Будем править племенем так хорошо и долго, как только можем. Если нам суждено умереть, то мы возьмем на себя бремя этого знания и позволим нашим соплеменникам прожить остаток своей жизни в мире и счастье.
— Но разве они не имеют права знать? — спросила Натали, на ее грустном лице отразилось беспокойство.
— Ты счастлива, зная это? — уточнил я.
— Конечно, нет! Я совершенно опустошена. Какое будущее ждет моего ребенка?
