А еще это вызывало зависть у некоторых коллег по работе. Труд в ямах был суровым и бесконечным, что укрепляло тела, но озлобляло умы. Обычно эту злобу приберегали для смотрителей, которые усмиряли даже малейший намек на возмущение при помощи хлыста или болевой дубинки, не переставая при этом проповедовать о чистоте тяжкой работы и омовении честным потом во имя Императора. Когда предоставлялась возможность направить эту бессильную ярость не на неприкасаемых блюстителей воли Императора и его военной машины, ею пользовались. Давящее чувство безнадежности выплескивали куда могли, перенося свое страдание на других.
Кристо доводилось слышать угрозы шепотом и ловить ожесточенные взгляды, направленные в свою сторону. Он не верил, что они перейдут к делу. Поначалу. Рабочая яма была плотно, как птицефабрика, набита человеческими телами, дружно покачивающимися, будто метроном. Рабочих было так много, что держать под присмотром весь трудовой состав не представлялось возможным, однако никто не поднял бы руку на другого из опасения быть наказанным. По крайней мере, в рабочих ямах.
Впрочем, к главной яме примыкали промежуточные помещения, и там было менее многолюдно. Несколько рефекториев давали возможность принять пищу, а помывочный блок также служил камерой обеззараживания.
Там на него и напали, сверкая зазубренными металлическими заточками в тусклом свете умывальной. Трое мужчин, ни одного из которых Кристо не знал по имени, хотя и со вполне знакомыми лицами. Стычка вышла короткой и жестокой. Голый и покрытый коркой грубого порошка, служившего чистящим средством, он перебил их всех. Кристо был не из маленьких. Он обладал габаритами и мускулатурой, которые нападавшим не удалось компенсировать численным перевесом. Все произошло быстро и почти бесшумно. Кристо получил с полдюжины порезов, из которых в зернистые серые стоки, с клокотанием уходившие в сливную шахту, текла красная кровь. Один из троих нападавших заработал перелом шеи, второму вошла внутрь черепа вонзившаяся под подбородок заточка, а у третьего глаза были выдавлены так, что сквозь сильно развороченные глазницы можно было увидеть содержимое головы.
Кристо быстро оделся, отдраил моечную кабинку и по одному перетаскал тела к печи. Единственными свидетелями содеянного были тупо глядящие безразличные сервиторы.
Он никогда не говорил о случившемся, поскольку это означало навлечь на себя самую строгую кару. Людей никто не хватился. Их пропажу, если ее вообще заметили, списали на высокую убыль кадров в рабочей яме. Наказанием за убийство являлась лоботомия, а Кристо не хотелось оказаться среди полуживых автоматонов, на глазах которых он сжигал три трупа. Одно дело убивать во имя Императора, но совсем другое — убивать тех, кто обязался исполнять для Него священную службу.
