Ошанти открыл глаза. Он ожидал, что пистолетный выстрел возвестит о его конце, и теперь, когда этого не произошло, явно пытался понять причину. У Моргравии имелся для него лишь один ответ, и это был скверный ответ, за который она себя ненавидела.
— Мне жаль… — выговорила она, до последней крупицы принимая на себя страх и злость в желтушных глазах Ошанти, и побежала.
Скребущие звуки последовали за ней, став более частыми и исступленными. Они прервались ровно настолько, чтобы Ошанти закричал.
Моргравия старалась не представлять себе последующее раздирание сырого мяса. Она наполовину бежала, наполовину ковыляла по сточной трубе. Та соединялась с туннелем, подземной канализацией, обслуживавшей факторумы и жилые блоки основного улья. Она бежала, а под ногами хлюпала жижа из дерьма и промышленных отходов. От этого ее тошнило, но она не могла остановиться. Чем бы они ни были, они приближались. Колышущиеся огромные тени торопились за ней по пятам, повторяющийся скрежет напоминал непрекращающийся крик.
Моргравия не бросала пистолет. Оставался один заряд. Она знала, что не потратит его на себя. Этого ей не позволял то ли инстинкт самосохранения, то ли просто отвратительная трусость. Она сжимала практически бесполезный кусок металла, держа его в руке, как измученный жаждой человек держит чашку с водой посреди бескрайней пустыни. А затем она почувствовала, как под ней что–то подается под тихий хруст проржавевших сточных труб и рвущегося металла. Ощущение было такое, словно она в темноте вышла на лестницу, о существовании которой не знала. Ее охватило мимолетное, но сводящее желудок головокружение, и она свалилась, с криком падая во мраке, пока не врезалась в грязную воду. Холод пронзил ее, вышибая воздух из легких, вгоняя иголки в нервные окончания, и она запаниковала.
Не так не так не так.
Однако судьбе нет особого дела до чьих–то желаний, и увлекаемая бурным потоком Моргравия ушла под воду. Та заполнила рот, нос, лишила ее зрения и слуха, тонущее тело будто тисками сдавил предсмертный палящий жар… а затем… покой.
Моргравия проснулась, ощущая во рту вкус сточных нечистот. Она знала, что это иллюзия — странная сенсорная память и ох-какой-же-забавный способ разума вспоминать перенесенную травму.
— Lumis…
Громко загудели активирующиеся натриевые генераторы, и вспыхнули свечи. Свет озарил маленькую жилую ячейку. Повсюду было голое железо, в одном углу стоял стул, на который Моргравия повесила одежду и прочие скудные пожитки, в другом размещалась глубокая металлическая мойка. В качестве постели служил грубый матрас. Скривившись от горячечного пота, пропитавшего тонкие простыни с одеялами, и ежась от холода, который пощипывал кожу, словно навязчивый призрак, Моргравия заставила свое усталое тело принять сидячее положение. Боль пронзила ее, будто легион кинжалов. Только так она могла не позволить себе расплакаться.
