Розовыя пятна мелькнули опять.
— Онъ далеко, — сказала дѣвушка. — Въ Санъ-Франциско!
— Значитъ, поѣдете въ Санъ-Франциско?.. — сказала учительница.
Дѣвушка покачала головой.
— Это, говорятъ, очень далеко. Я лучше останусь здѣсь.
— А какъ вашъ братъ?.. — спросила учительница. Она привыкла разговаривать со своими кліентками самымъ простымъ тономъ о вещахъ въ десять разъ болѣе рискованныхъ.
— Захочетъ, такъ самъ пріѣдетъ… — сказала дѣвушка съ оттѣнкомъ лукавства. — Да у меня и денегъ не хватитъ на билетъ… Были, да я отдала… — коротко прибавила она.
— Вамъ бы замужъ выйти! — настаивала учительница.
Опытъ сдѣлалъ ея умъ настолько широкимъ, что, несмотря на свое дѣвичество, она считала бракъ наиболѣе завиднымъ исходомъ для всѣхъ молодыхъ дѣвушекъ.
— Кто бы меня взялъ въ Бытомірѣ?.. — возразила дѣвушка просто. — Я безприданница. Даже родныхъ у меня нѣтъ настоящихъ.
— А въ Америкѣ?.. — подсказала учительница.
— А въ Америкѣ я буду работать — храбро сказала дѣвушка. — Я сюда пріѣхала, чтобы добывать себѣ кусокъ хлѣба… Здѣсь, въ Америкѣ, говорятъ, много работы.
— Да? — сказала учительница нѣсколько сомнительнымъ тономъ. — А какъ вы сюда попали, въ Ноксвиль?
— А это Катерина Ивановна! — сказала дѣвушка. — Мы на пароходѣ вмѣстѣ ѣхали. Она говоритъ: «я ѣду въ сторону, въ деревню. Русская деревня есть въ Америкѣ, мнѣ, говоритъ, сестра билетъ прислала» и билетъ показала, а на билетѣ написано Ноксвиль. А я про Ноксвиль еще въ Бытомірѣ слышала. Вотъ, думаю, это какъ разъ для меня. И Америка, и русская деревня. Поѣду-ка я въ Ноксвиль, авось, я тоже не пропаду!
— Что же вы будете здѣсь дѣлать? — спросила учительница.
— Что-нибудь буду дѣлать, — сказала дѣвушка, — бѣлье стирать, шить. А то мальчикъ сказалъ, что здѣсь фабрика есть, на фабрику пойду наниматься!
Въ ней уже сказалась странная непослѣдовательность городского человѣка, который, даже уходя изъ города въ деревню, на лоно природы, уноситъ съ собой свои привычки, вкусы и занятія.
— На что вамъ на фабрику? — сказала учительница.
— А что же мнѣ дѣлать? — возразила дѣвушка. — Деревенской работѣ сразу не научишься. Развѣ бѣлье мыть пойду?
— Здѣсь есть добрые люди, они вамъ помогутъ! — сказала учительница.
— Спасибо, барыня! — сказала дѣвушка. Въ голосѣ ея прозвучала совершенно неожиданная твердость. — Я хочу работать. У насъ говорятъ: свой хлѣбъ хоть въ золѣ уваляй, — все слаще!
— Видишь, вы какая! — сказала учительница.
Она привыкла встрѣчать этотъ приподнятый тонъ у молоденькихъ эмигрантокъ, которыя являлись въ Америку изъ Стараго Свѣта съ такимъ чувствомъ, какъ ученица закрытой школы, вступающая въ свѣтъ.
