«Кормный хлѣбъ, — думала Ѳеня, продолжая обозрѣвать свое поле, — одной зелени сколько, зерно какъ горохъ, кочнемъ хоть гвозди забивай».
— Слава Тебѣ, Господи! — сказала она вслухъ. — Зимою корову заведу, Тимошку молокомъ кормить.
Она совсѣмъ забыла про тверскіе овсы. Они явились съ мужемъ на заброшенную ферму, заросшую бурьяномъ и чертополохомъ, и на третье лѣто успѣли придать ей цвѣтущій видъ. Земля и даже домъ еще не принадлежали имъ, но Ѳеня наладила вокругъ своего порога полное деревенское хозяйство и ощущала на этомъ чужомъ полѣ власть земли съ тою же покорною преданностью, какъ и на оскудѣломъ мужицкомъ надѣлѣ нечерноземной полосы.
Ѳенино поле не было огорожено, ибо Ѳеня жалѣла деньги, нужныя на колючую проволоку. Но немного подальше начинались обширные посѣвы Рабиновича, самаго богатаго изъ окрестныхъ фермеровъ. Предъ ними тянулись три ряда проволоки, тонкой какъ шнурокъ, но, благодаря искусному размѣщенію желѣзныхъ щетинъ, болѣе недоступной для коровъ и свиней, чѣмъ самый крѣпкій заборъ.
Кукуруза на полѣ Рабиновича была посажена раньше, чѣмъ у Ѳени, и уже дозрѣла. Несмотря на ранній часъ, еврейскій фермеръ уже копошился на своемъ участкѣ, занимаясь жатвой. Съ крѣпкимъ косаремъ въ рукѣ онъ переходилъ отъ стебля къ стеблю, подсѣкая ихъ подъ самый корень, и длинные ряды стволовъ, лежавшихъ на землѣ, свидѣтельствовали, что онъ вышелъ на работу еще до зари. Въ этомъ мѣстѣ участокъ Ѳени былъ такъ узокъ, что когда Рабиновичъ подошелъ къ изгороди, онъ очутился не болѣе какъ въ пятнадцати шагахъ отъ Ѳени.
— Богъ помочь! — сказала Ѳеня, кладя руку на узелъ и собираясь снова взвалить его на плечи.
— И вамъ тозе! — сказалъ фермеръ, останавливаясь у изгороди. Какъ всѣ истинно прилежные работники, онъ всегда былъ радъ лишнему случаю перевести духъ.
— Кормъ тасцись? — спросилъ онъ по-русски, но съ ужаснымъ еврейскимъ выговоромъ. — Свиньямъ?
Ѳеня утвердительно кивнула головой.
— Ницего! — сказалъ Рабиновичъ, хитро прищуривая лѣвый глазъ. — Ты разводись свиньи, а я кури!
Ноксвильскіе пески, какъ и большая часть земель въ пріатлантическихъ штатахъ, мало годились для зерновыхъ хлѣбовъ и во всякомъ случаѣ не могли соперничать съ тучными пшеничными полями Небраски или Іовы. Фермеры разводили куръ, садили овощи и фрукты, воздѣлывали ягодникъ, особенно въ околоткахъ, близкихъ къ такимъ огромнымъ рынкамъ, какъ Нью-Іоркъ или Филадельфія, или къ морскимъ курортамъ у Атлантикъ Сити, гдѣ были разбросаны тысячи богатыхъ виллъ, готовыхъ поглощать свѣжія яйца, виноградъ и землянику въ какомъ угодно количествѣ. Въ этихъ околоткахъ даже кукуруза разводилась исключительно на прокормъ скоту и птицѣ, и для собственнаго пропитанія фермеры покупали пшеничную муку кульками, какъ фабричные рабочіе.
