– Свечи, как в прошлый раз. Прошу, позаботься, чтобы меня не отвлекали во время работы, и… Можно мне тарелку супа?
Она, казалось, даже не поняла последней фразы, глаза ее округлились. Дьюар не смог сдержать смешка:
– Я так и не попробовал его, а запах тут все еще стоит такой… Мм…
***
Входить в Загранье во второй раз было ничуть не легче, чем в первый. Страх неизвестности заменился страхом перед встречей с Ней, загнанным глубоко-глубоко, но не побежденным. Перед тем, как начать сам ритуал, пришлось потратить драгоценное время на то, чтобы просто успокоиться. Дьюар сел на пол, прикрывая глаза. Воспоминания о теплой, слегка взволнованной улыбке, которой одарила его Марелла перед тем, как выйти из комнаты, слегка ободряли – благодаря им удалось отогнать от себя мрачные мысли и обрести хоть малую толику уверенности.
Он не знал, правильно ли делает. Не знал, насколько долго можно выдержать прикосновение Загранья, чтобы сохранить не только душу, но и рассудок, но это был не первый раз, когда приходилось рисковать. Подобные порывы уже случались, и самому Дьюару это живо напомнило старый случай из жизни в учительской башне.
Оставаясь один, маленький Дьюар особенно остро чувствовал, как давят холодные стены, как злобно гудит в трубе пахнущий илом ветер и пялятся из темных углов завистливые, злые глаза оживающих страхов. Никакие мертвецы не ходили вокруг башни, и даже по ночам за изгородью не таились голодные демоны. И все же смерть словно жила тут, ощущалась в самих дуновениях сквозняка, в узорах паутины по углам, в самой земле.
Бывали дни, когда сильнее страха и предчувствия опасности оказывалось любопытство. Тогда Дьюар собирал в кулак всю свою волю, снимал со стены нещадно чадящую масляную лампу и шел исследовать башню: целых четыре этажа зловещих тайн и мрачных углов, в которые хотелось заглянуть хотя бы краешком глаза. А после оказывалось, что все выглядит абсолютно не таким, каким рисует воображение, и линии в густой пыли, прочерченные лапками мышей, не значат ровным счетом ничего, а бесформенная куча веток на заднем дворе никогда не бывала живой. Но оставалось одно место, все еще недоступное Дьюару, за которым наставник присматривал поистине тщательно.
Каждый раз, возвращаясь с болот, некромант спускался в подвал. Тот был большим: в первый раз посещения этого места Дьюару даже показалось, что тут гораздо просторнее, чем в самой башне. В подвале нашлось место для десятков сундуков и ящиков, как с обыкновенными предметами, вроде картофеля или старых глиняных горшков, так и неожиданных, а порой и пугающих ингредиентов для ритуалов, с которыми мальчику еще не приходилось иметь дела. Здесь же пряталось то единственное запретное место, в самой глубине длинного подвала. Постоянно на глазах – а Дьюар много раз спускался сюда то по одному, то по другому поручению – и все же недосягаемо. Одна-единственная вечно запертая дверь, что месяцами манила своей тайной. Лишь однажды, войдя в подвал, он увидел, что ключ забыт в замке, являя собой непобедимое искушение заглянуть хотя бы одним глазком. Дьюар не сумел бороться с ним и протянул руку, тронув дверь. Холодный металл ключа обжег ладонь, но звякнул, проворачиваясь, и дверь слегка подалась назад. В тоненькой полоске света от лампы в своих руках Дьюар увидел истертый порог. Комната манила, как сладкий пряник на большой ярмарке, куда его однажды взял с собой отец. Он стоял перед дверью, слушая оглушительные удары сердца в груди, и лихорадочно считал их.
