Лилия еще раз посмотрела на родителей, оглядела помещение для встреч и отдыха с зелеными диванчиками, синим потолком и полом. Так вот, как оно выглядело все это время, каждый раз неизменное, хотя возможно, восприятие уже искажалось и все представало иным, неправильным. Да и какая разница? От этой призрачной обстановки ничего не менялось. Лилия прекрасно понимала, что сходит с ума, планомерно, медленно. Или уже сошла. Она не винила в этом родителей, которые «упрятали» ее в лечебницу. Здесь все равно ничего не менялось. Хотя временами казалось, что в лечебнице сводят с ума.
Все ей желали добра, а она видела только предательство. А что же еще?
Она поняла вскоре, что ее лишили всего — возможности поступить в университет, получить специальность, работу, да и, в конце концов, возможности завести своих детей. Ведь, скорее всего, ее бы лишили родительских прав в случае припадка.
Все отняла только одна противная справка, обрубила крылья, сожгла, остались только дрожащие косточки-уголечки. Да и какие дети? Зачем они ей в настоящем и будущем? Ведь они обречены унаследовать этот ломающий, как мясорубка, и тяжелый, как молот, Вопрос и пустоту… Мысли шли все менее стройно, Лилия ужасалась вновь и вновь, а кожа не слезала: «Я здесь и это я. Это я. Нет меня здесь, это не я! Это другая я… И я… Зачем здесь зеркала, кто повесил эти проклятые зеркала?»
Она отвернулась, пытаясь смотреть на родителей, но не выходило — безымянная смотрела из зеркала через отражение россыпей длинных волос. «Уберите ее, уберите зеркало, уйдите! Уйдите! Уберите!»
И два слова уже повторялись постоянно. Проклятое зеркало! Проклятое отражение! Она не выдержала, вскочила и проворнее дикой кошки подскочила к зеркалам, со всей силы своего хрупкого тела ударила по ненавистному стеклу, которое услужливо повалилось окровавленными осколками на пол. Подбежали санитары, Лилия тяжело дышала, повторяя:
— Это не я там, это не я, не я, не я!.. Кто это? Кто это? Это не я!..
Холодная игла, проткнув острой болью кожу, ввела успокоительное, все произошло на глазах у растерянных родителей. Мать отвернулась, отец остолбенел. Лилия не сопротивлялась, агрессия не проявлялась иначе как ненависть к своему отражению, из-за чего вскоре она уже даже не могла пить чай из непрозрачных чашек, ужасаясь и этого, искаженного силуэта… Зеркала. Стоп! Ведь в лечебницах не вешают зеркал. Она била в стену, колотила в непробиваемое окно? Или все ей чудилось? Она отражалась в осколках своей пустоты… Кто-то вколол в вену успокоительное. Все померкло.
