Идти в детдом за братом оказалось невозможно - ее официально все еще категорично признавали недееспособной, подчеркивая еще и то, что шизофрения у женщин не лечится, тем более в такой запущенной прогрессирующей форме, а, значит, не оставалось выбора кроме как отправиться в Москву на поиски матери.
- Может, стоило выкрасть мальчика? - участливо поинтересовался Цетон, разглядывая равнодушно пейзаж над облаками, сесть на самолет не составило труда - вещей почти не оказалось, а деньги у Цетона водились в избытке, происхождение их, конечно, скрывала страшная тайна.
- Ты все к насилию призываешь? Проблем не оберешься, да и не пытайся показать, как ты мне сочувствуешь.
Замолчали. Цетон многозначительно вздохнул, Розалинда искоса исподлобья разглядывала его: красив, но холоден, как статуя, весь состоящий из строго вычерченных юных линий. И все больше в нем ощущалась ложь, все-таки что-то беспокоило в этой сделке… Что-то… И тут девушка в преддверии равнодушного ужаса вспомнила - цена! Цену она так и не узнала, готовая на все ради избавления от боли. Пока было время, она проговорила, обращая взгляд своих фиолетовых глаз на такие же обманчивые снежные гряды многослойных облаков, которые разглядывал пытливо и задумчиво Цетон:
- Так ты демон, как я предполагаю?
- Нет, я же объяснял - Ворон, - как будто объясняя в сотый раз, проговорил Цетон, не отрываясь от своего многообещающего занятия.
- И что это значит? Какова цена моего соглашения? Ты заберешь мою душу? - вспоминала истории в стиле «хоррор» девушка.
- Нет, ты обретешь бессмертие, бессмертие на земле, если, конечно, повезет, - торопливо ответил Ворон.
- А если не повезет? - не испытывала обычного для таких расспросов волнения Розалинда.
- О! Уникальная моя госпожа, вам вряд ли не повезет! - мечтательно и сладостно протянул слуга, вновь деловито и осторожно уклоняясь от ответа.
- Так все-таки, кто же вы? - надеялась получить ответы хоть на некоторые вопросы собеседница, разум ее за последнее время совершено прояснился, и она пообещала себе быть сильной и настойчивой.
- Есть на другой планете город, а в городе страна, где солнце не сияет, под городом огни безмерно умирают, а царь сидит себе на трупах и мечтает, что весь живучий мир бездонно догорает… И зовут его Отчаяние, нашего господина, так что я-то не из Ада, не бойся, я вроде живое… - проговорил складную импровизацию, хотя словно бы и заученную и повторяемую сотни раз, Цетон.
