— Богато тутъ грошей! — сказалъ мой собесѣдникъ, какъ будто отвѣчая на мою невысказанную мысль, — а у насъ чертъ ма!..
Я посмотрѣлъ на него внимательнѣе. Нью-іоркское золото, очевидно, внушало ему такія же меланхолическія мысли, какъ и пенсильванскій уголь.
— А давно вы въ Америкѣ? — задалъ я обычный стереотипный вопросъ.
— Такъ давно, — отвѣтилъ мой спутникъ, — пора назадъ вертаться!.. — Двадцатой рикъ (годъ).
Мы вышли на стрѣлку пристани и усѣлись за столикомъ.
— Я Джонъ Кончъ, — отрекомендовался мой спутникъ, — а по-нашему Иванъ Кончакъ, подпасокъ съ Мысъ Доброй Надежды.
— Какъ! — удивился я, — вѣдь это отъ насъ рукой подать. Мы земляки.
Мысъ Доброй Надежды, не имѣющій ничего общаго съ Африкой, лежитъ на Азовскомъ морѣ въ ста верстахъ отъ моего родного города.
Это было уже за второй бутылкой пива, и послѣ третьяго стакана мой собесѣдникъ немного размякъ и пришелъ въ мечтательное настроеніе, очень пригодное для интимныхъ изліяній.
— Ну, коли знаете Добрую Надежду, — сказалъ онъ, — то и степъ знаете… Былъ я сирота, выросъ безъ отца, безъ матери, отдали меня въ стадо. Хожу я по степу годъ и другой, ничего у меня нѣтъ, думаю: большой этотъ степъ, а свѣтъ, должно быть, еще больше. Я пойду, поищу простору.
— А развѣ на степи тѣсно? — спросилъ я.
— На степу только овцамъ просторно, — сказалъ Кончакъ. — Овца траву ѣсть, ничего не думаетъ. Волкъ ли ее зарѣжетъ, или пастухъ, ей байдуже (все равно). А человѣка точитъ дума, какъ ржа желѣзо…
— Куда же вы пошли? — спросилъ я опять.
— А я сказалъ Ѳедору Чабану, — отвѣчалъ Кончакъ: — пойду я на бѣлый свѣтъ. Вотъ какъ въ пѣснѣ поется: пошелъ казакъ въ поле шукать себѣ доли… А Ѳедоръ Чабанъ говоритъ: «не ходи, дуракъ, тебя ногами затопчутъ. Я, говоритъ, въ Ростовъ ходилъ на ярмарокъ, гдѣ косари наймутся. Ой, худо въ городѣ. Исть попросишь, — никто даромъ не дастъ»… А я себѣ думаю: зачѣмъ бы я пошелъ въ Ростовъ. Я пойду въ Кіевъ… Пошелъ я съ «городовиками»[11], съ шерстобитами, дошелъ до Кіева, сталъ жить. Смотрю, чудно люди живутъ. Толкутся по улицамъ, какъ тѣ овцы въ отарѣ, всѣ въ одно мѣсто лѣзутъ. А кого ни спросишь, онъ тебѣ, какъ сорока про Якова: дуракъ да дуракъ. И вправду: трудно жить. Поѣсть даромъ никто не дастъ, а за работу платятъ мало. Були тутъ поляки. Говорятъ: въ Вѣднѣ за работу лучше платятъ. А я себѣ думаю: что я забылъ въ Кіевѣ, пойду въ Вѣдень…
— А сколько вамъ лѣтъ было? — спросилъ я не безъ изумленія.
— Восемнадцать! — сказалъ Кончакъ. — Пришелъ я до Вѣдня съ поляками этими…
