Въ одно изъ такихъ воскресеній я заглянулъ въ адресную книгу и отправился отыскивать православную церковь. Однако, какъ часто бываетъ за границей, попытка моя окончилась неудачей. Церковь была закрыта на все лѣто. Въ верхней части города строилась другая новая церковь, но никто не могъ сказать, когда именно она будетъ окончательно готова. Былъ первый день Троицы, и мнѣ непремѣнно хотѣлось посмотрѣть на православныхъ прихожанъ и послушать, какъ дьячокъ поетъ: Господи помилуй, Господи помилуй Господи поми-илуй!..
Я подумалъ немного и отправился въ сирійскую православную церковь, гдѣ служба совершалась правильно и безъ пропусковъ. Она помѣщалась въ западной части нижняго города, гдѣ сирійскіе арабы населяли двѣ мрачныя улицы, еще болѣе грязныя, чѣмъ гетто и китайскій кварталъ. Это была, быть можетъ, самая бѣдная церковь во всемъ Нью-Іоркѣ. Низкая зала, темная, какъ пещера, не имѣла даже двери и выходила лѣвой стороной прямо на узкую деревянную лѣстницу съ крутыми и скользкими ступеньками. Въ этомъ было своего рода удобство, ибо молящимся не доставало мѣста и, стоя на ступенькахъ лѣстницы, они могли очень удобно заглядывать въ церковь. Самые нижніе поднимались на цыпочки, и глаза ихъ, приходясь въ уровень съ поломъ, могли различать, по крайней мѣрѣ, ноги стоявшихъ внутри и видѣть ихъ движенія, когда они опускались на колѣни. Стать на колѣни на лѣстницѣ было невозможно. Площадкой выше женщина мыла бѣлье, и ручеекъ мыльной воды стекалъ внизъ со ступеньки на ступеньку. Благочестивые сирійцы довольствовались тѣмъ, что вмѣсто колѣнопреклоненій присѣдали на корточки, какъ куры, готовыя взлетѣть вверхъ. По временамъ жильцы верхнихъ этажей протискивались среди молящихся съ ковригами хлѣба или другими покупками въ рукахъ.
Иконы на стѣнахъ и надъ алтаремъ смотрѣли совсѣмъ какъ въ русской церкви. Многія имѣли русскія надписи и были куплены или пожертвованы въ Россіи. Два священника были въ парчевыхъ ризахъ, восковыя свѣчи горѣли въ углахъ и передъ алтаремъ, и черноглазый арабъ въ куцомъ пиджакѣ и модной клѣтчатой рубахѣ дѣловито размахивалъ кадиломъ, наполняя низкую комнату клубами ѣдко пахучаго дыма. Но гортанные звуки сирійскаго языка звучали странно и непривычно среди знакомой обстановки. Нестройные монотонно-крикливые напѣвы были далеки отъ торжественной важности русскаго православнаго пѣнія и скорѣе напоминали синагогу. Эти сирійскіе семиты, отстоявшіе отъ грековъ свой языкъ, а отъ турокъ вѣру, быть можетъ, унаслѣдовали эти напѣвы со временъ послѣдняго храма и не хотѣли замѣнять ихъ стройной музыкой новаго православія.
