II.
Пароходъ пришелъ въ нью-іоркскую гавань поздно вечеромъ и простоялъ до утра на якорѣ у Песчанаго залива. На другой день съ полудня маленькіе казенные пароходы стали свозить эмигрантовъ на островъ Эллисъ, гдѣ американскіе чиновники сортировали ихъ и однихъ выпускали на волю, другихъ оставляли впредь до разрѣшенія, а третьихъ опредѣляли къ обратной отправкѣ въ Старый Свѣтъ.
Обширная зала съ окнами въ два свѣта, вся изрѣзанная переходами и перегородками, стала наполняться эмигрантами. Они проходили одинъ за другимъ въ узкія двери по длинному извилистому проходу, какъ овцы, пропускаемыя въ загонъ. Лица ихъ были блѣдны и еще носили слѣды морской болѣзни.
Передъ дверью стоялъ докторъ въ бѣломъ кителѣ, безцеремонно хваталъ каждаго за шиворотъ и заглядывалъ ему въ глаза, стараясь рѣшить, нѣтъ ли у него какой-нибудь заразительной болѣзни. Какой-то еврей съ паршами на головѣ былъ немедленно уведенъ въ сторону, какъ уличенный контрабандистъ. Его должны были отправить въ госпиталь и сначала вылѣчить отъ грязной болѣзни, а потомъ все-таки отправить назадъ, какъ будто въ наказаніе за провозъ контрабандной болѣзни.
Кругомъ стѣнъ залы обходила высокая желѣзная рѣшетка, оставляя неширокій коридоръ, въ которомъ толпились родственники и друзья эмигрантовъ, вызванные телеграммами, корреспонденты газетъ и всякіе случайные посѣтители.
Лица чиновниковъ напоминали тюремныхъ надзирателей. Это, дѣйствительно, была тюрьма. За рѣшетчатымъ коридоромъ тянулся другой, гдѣ помѣщались камеры для задержанныхъ. Двери ихъ были заложены тяжелыми деревянными брусьями, и въ самомъ концѣ были устроены даже настоящія желѣзныя клѣтки, гдѣ сидѣли люди, осужденные на возвращеніе. Проходя мимо, можно было видѣть нѣсколько жалкихъ фигуръ, которыя держались руками за желѣзные прутья и печальными глазами смотрѣли сквозь нихъ на Божій міръ. По эту сторону рѣшетки стоялъ сторожъ, который отгонялъ каждаго, желающаго заговорить съ арестованными. Эти люди не были нужны ни Новому, ни Старому Свѣту. Ихъ бѣдность и болѣзнь были хуже преступленія, и ноги ихъ, ступивъ на свободную почву Америки, попали на мѣсто, окруженное тройной оградой и охраняемое часовымъ.
Черезъ полчаса всѣ загородки были биткомъ набиты. Люди Стараго Свѣта тѣснились въ нихъ узкими и длинными толпами, разбившись по языкамъ и національностямъ, и другъ за другомъ выходили къ допросу.
Каждый чиновникъ былъ полиглотъ, и въ общемъ они представляли чуть не всѣ языки Европы и Азіи. Въ разныхъ концахъ залы говорили по нѣмецки, по-шведски, по-итальянски и даже по-армянски и по-сирійски, какъ будто на другой день послѣ столпотворенія.
