– Со мной тебе всегда везет, – сказала она.
Мы допили пиво, и Нина заговорила со мной о фильме. Объяснила, что он ей понравился, потому что история была не главным, а кадры – очень красивыми. Сказала, что нужно заполнять фильмы эстетикой, а не только банальной моралью, мыслями и содержанием. Я согласился, хотя и не был уверен, что все понял. Потом она сказала, что начинает замерзать, а я ответил, что порты – это холодные, отвратительные места, именно поэтому они прекрасны. Сказал, что порт в Чивитавеккья – самый отвратительный и самый холодный из тех, что я видел. И когда я попадал туда, то чувствовал такую тоску, что напивался с двух бутылок «Перони».
– А потом? – спросила она.
– А потом шел спать.
– А женщины?
– Это легенды.
Мы встали и прошли по пьяцца Муничипио. Я держал Нину за руку и чувствовал на ее коже капли успокоившегося моря, кожа была влажной и шероховатой. Над зданием мэрии толкались облака, ветер раздувал радужный флаг на балконе. Машины дождались разрешающего сигнала светофора и опять поехали.
– Ты рад, что поедешь в Рим?
– Я рад, что поеду туда с тобой, – ответил я и потом обнял ее.
На пьяцца Монтеоливето я купил две «Стеллы Артуа», 4 евро.
Мы решили, что я посмотрю расписание поездов и скажу ей. Что мы выедем рано, прогуляемся и заодно отдадим рассказы, а потом вернемся домой в тот же день. Нина спросила, как я думаю поступить с рассказами, а я ответил, что мы просто позвоним в домофон и оставим рассказы в почтовом ящике.
Когда мы курили, нас прервали. У нее зазвонил телефон. Она объяснила, где мы.
– Мне надо идти.
– Я тебя провожу, – сказал я, она ответила, что не нужно, потому что к нам сейчас придет ее друг Джузеппе.
Нина села на бортик фонтана и поставила рядом пиво. Я подошел и поцеловал ее. Появился Джузеппе, вышел из красной машины, такой же яркой, как его волосы и борода. «Аварийка» тоже мигала красным. Он сказал, что спутал меня с кем-то ужасным, например с отцом.
– Давай попробуем не думать об этом, – предложил я.
Когда они ушли, я позвонил Русскому. Он был на пьяцца Джуссо с Сарой.
Я пошел в сторону пьяцца дель Джезу. Ветер успокоился. Я подумал, что, наверное, пойдет дождь, на флоте говорили, что, когда ветер приносит облака и потом неожиданно стихает, скоро пойдет дождь. Я шел в толпе и ни о чем не думал. Я никого из этих людей не знал и не смотрел на них. Некоторые становились тенями в ночи и не раздражали меня своим весельем, своим бесполезным, низкопробным, глупым весельем. Я скрестил руки, не замедляя шага. Смотрел на свои ботинки, потому что на город уже насмотрелся.
