– Князья всякие…
– Не было князя. Граф, Маркиз, Герцог… и Барон, – тихо закончил он и отсел от меня.
Ладонью стирал гримасу с лица, но она возвращалась. Клинило его, как психа, замороченного на одной идее. Я уже ничего не боялась. Перед тем, как сосчитает удары и возьмется за ремень, еще успею пару фраз сказать.
– Мне жаль, что они умерли. Ужасно терять близких. Но от еще одного трупа легче не станет. Ты хотел сделать Нелидову больно? Почему киллера не нанял? Офис не сжег? Война не закончится, пока кто-то из вас не остановится. Пусть не ты, пусть это будет Нелидов. Испугается за жизнь дочери, заплатит выкуп, и друзья улыбнутся с небес. Таков был план?
Барон молчал. Я почти физически чувствовала, как тает время. Столько уже сказала и еще собиралась. Падая в бездну, не думаешь, какой бред несешь. Насколько адекватно выглядишь, и придут ли последствия. Просто говоришь все, что приходит в голову.
– Я помогу тебе. Для начала сяду ровно и откажусь от мысли сбежать. А потом все, что хочешь. Любой спектакль. Буду звонить Нелидову и плакать в трубку: «Папочка, родненький, мне так страшно». Плевать на него. Он бросил нас с матерью и восемнадцать лет не появлялся. Да я счастлива буду денег у него урвать и не видеть больше никогда. Ты мог сразу сделку предложить, а не вешать на дыбу, я бы согласилась. И сейчас не поздно.
Воздуха не осталось, я забывала дышать в паузах между словами. Барон ушел в себя, и, казалось, не слышал меня совсем. Казалось.
– Знаешь, почему тебе нельзя говорить? – облокотился он на диван, повернувшись ко мне. – Чтобы я вот таких предложений не слышал. Дочь торгаша. Семя Нелидовское…
Его голос набирал обороты, звенел и эхом отражался от металлических стен бункера. Я поднялась на локтях и полезла к мучителю на руки. Бросилась на шею, будто бы обнять, но схватила бокал со стола. Барон держал слово и обещаниями впустую не разбрасывался. Еще ни разу при мне не было иначе. Я жадно глотала вино из второго бокала, пока не увидела дно с хрустальной ножкой.
– Все. Я выпила, – язык еще не заплетался, но алкоголь переварится и попадет в кровь быстро, – говорить теперь можно.
Барон окаменел от напряжения. Я цеплялась за его плечи и боялась заглянуть в глаза. Голову повело от хмеля, вино в желудке колом встало. Не тошнило, как от водки, но ощущения были не самые приятные. На языке катался горький привкус. Хотелось сплюнуть или вытереть рот о рукав платья. Я прижалась к Барону сильнее и услышала:
