Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга | страница 45



— Есть, ваше превосходительство! — И показалъ крестъ.

— Ну, ладно, идите, я сегодня подпишу бумагу».

— И вамъ тоже подписалъ? — вставилъ я.

Секретарь покачалъ головой. — «Какое подписалъ? Ходилъ къ нему депутатъ Думы, кадетъ, мирнообновленецъ, словомъ сказать, человѣкъ порядочный, пожелалъ остаться членомъ земской управы для тридцати-лѣтняго юбилея, съ подлежащаго разрѣшенія.

„— Дозвольте спросить: какой вы партіи?“

Депутатъ помялся: — Я октябристъ.

А генералъ говоритъ: „По-моему, кадеты и октябристы — все та же мразь. Запишитесь въ союзъ русскаго народа. Единственная порядочная партія“.

— Но какъ же насчетъ лекціи? — настаивалъ я.

— Ходили мы. Онъ насъ принялъ стоя.

— Кто вы такіе? Я васъ не знаю.

— Мы, ваше-ство, члены театральнаго кружка». — А онъ говоритъ: — «Я, знаете, не признаю искусства. Самое пустое занятіе. И никогда не хожу въ театръ.

Конечно, вреда вы не принесете, но и пользы тоже. Идите себѣ. Я васъ закрывать не буду»…

— Ловко, — сказалъ я одобрительнымъ тономъ. Грѣшный человѣкъ, — я люблю быстроту и натискъ.

— «У насъ тоже многіе одобряютъ, — подтвердилъ уныло секретарь. — Говорятъ: — Онъ человѣкъ прямой, объявляетъ просто: „Иду на вы“, въ родѣ Святослава. — „Я васъ сокрушу, я васъ съѣмъ“. Мы, молъ, не хотимъ, чтобы его убрали, назначатъ другого — еще хуже. Вонъ рядомъ, въ провинціи Вышнегородской, начальникъ любезный, мягко стелетъ, да жестко спать. Только дамы въ восторгѣ, даже либеральныя. Дали ему прозвище: „Черносотенная конфетка“».

— Какъ же насчетъ лекціи? — спросилъ я снова.

— О лекціи мы и не заикаились. Ушли поскорѣе. Чиновникъ тутъ былъ особыхъ порученій. Даже ему неловко стало. Когда генералъ прошелъ, онъ наклонился ко мнѣ и говоритъ въ утѣшеніе: «Ничего. Въ девятьсотъ-первомъ году еще хуже было».

— Правда, — согласился я. — Въ девятьсотъ-первомъ году, дѣйствительно, было хуже.

— Я то же самое чиновнику сказалъ: «У насъ, говорю, теперь ѣзда безъ колесъ»…

— Какая ѣзда?

— «Есть такой старый разсказъ, — сказалъ театральный секретарь. — ѣхали двое въ телѣгѣ, колеса есть, а чеки забыли заткнуть. Одно колесо соскочило. Одинъ говоритъ другому: Утѣшь меня, придумай что-нибудь. — „Хорошо, я придумаю. У шарабана два колеса, а у насъ три. Полтора шарабана“. — Поѣхали дальше. Еще колесо соскочило. — „Теперь шарабанъ!“ Еще дальше. Третье колесо соскочило. — „А теперь что?“ — „Сани бываютъ безъ колесъ. У насъ одно колесо лишнее“».

Онъ остановился:

— У насъ въ Кислоградѣ теперь сани, ѣзда безъ колесъ, — сказалъ онъ въ заключеніе въ видѣ морали.