Небо ясно, а солнце садится въ тонкую тучку, и тихо накаляется и таетъ. Нѣтъ словъ описать эти великолѣпныя краски. Глядишь — и нельзя оторваться, и нельзя наглядѣться досыта.
На морѣ золото и пламя, а небо ярко-зеленое на склонѣ, и въ зенитѣ голубое, тучи свернулись, какъ бѣлыя башни, и заходящее солнце яснѣетъ, какъ куполъ. Послѣдній лучъ брызжетъ сквозь синюю воду влажно-зеленою искрой и гаснетъ. Море и небо темнѣютъ четкимъ чеканнымъ рельефомъ, какъ на картинѣ Рериха, и темно-багровыя пятна облаковъ тяжело пылаютъ, словно червленые щиты и паруса передъ «Боемъ».
Марсъ восходитъ надъ ближней горой, какъ красный фонарь, и въ Адлерѣ за тридцать верстъ мигаетъ маякъ. Въ кустахъ мелькнулъ крылатый свѣтлякъ, и въ травѣ у дороги ночные сверчки завели свои пѣсни. Ихъ двѣ породы. Одни стрекочутъ назойливо часто, другіе уныло и нѣжно, какъ будто играютъ на крошечныхъ флейтахъ.
Въ морской сторонѣ тучи наплываютъ и густѣютъ и всю ночь переблескиваютъ мгновенныя зарницы, какъ будто кто высѣкаетъ искры изъ огромнаго огнива. Но утро выходитъ, какъ прежде, ясно и тихо.
Почта приходитъ четыре раза въ недѣлю, если море не помѣшаетъ.
У насъ нѣтъ ни пристани, ни мола. Чуть посильнѣй прибой, турецкія фелюги уже не выходятъ навстрѣчу пароходу. Газеты доходятъ на пятый день и часто совсѣмъ не доходятъ. Мы живемъ въ этомъ зеленомъ раю, какъ будто въ тридесятомъ государствѣ, и даже не знаемъ хорошенько, что это — Азія или Европа? По картѣ Европа, но вѣдь Кавказскія горы загородили намъ сѣверъ и наши рѣки текутъ къ югу и въ городскихъ кофейняхъ черные турки въ красныхъ фескахъ пьютъ крѣпкій кофе изъ маленькихъ чашекъ и цѣлый день перебрасываютъ кости. Зато порою читаешь и не вѣришь. Правда ли, что выборы въ Петербургѣ, и Меньшиковъ, и теріокскій процессъ и союзъ русскаго народа? Правда ли, что мнѣ самому тоже придется скоро уѣхать на сѣверъ и снова судиться въ третій разъ по всѣмъ надоѣвшему дѣлу?
Впрочемъ, и здѣсь у свѣтлаго моря есть свои политическіе счеты.
— У союзниковъ въ чайной вымазали дегтемъ ворота, — разсказываетъ спутникъ. — Послѣ того они вывѣску сняли…
Отъ самаго Новороссійска мѣстная политика кружится, и льнетъ, и жужжитъ, какъ неотвязная муха.
— На три мѣсяца меня припаяли, на самую Пасху…
— Какъ припаяли?
— По-вашему сказать: посадили.
— За что посадили?
— За статью въ газетѣ, по правдѣ сказать, — за одну запятую. Были грабежи и разбои. Пріѣхалъ новый начальникъ. И они прекратились, а потомъ начались снова. Я и написалъ: «Прекратившіяся было избіенія со вступленіемъ новаго начальника, — снова возобновились».
