„…Мѣсто, гдѣ жилъ Асанъ, — сообщаетъ отецъ Леонидъ, — тогда не входило въ составъ монастырскаго надѣла. Но послѣ турецкой войны 1877—78 годовъ сновидѣніе Асана оправдалось. Мѣста подъ усадьбою его и его сосѣдей абхазцевъ, какъ ушедшихъ въ Турцію, всѣ отошли въ пользованіе монастыря“».
Таково первое чудо, связанное съ основаніемъ Ново-Аѳонскаго монастыря. Сомнѣваться въ его подлинности нѣтъ никакого основанія, ибо книга отца Леонида — изданіе офиціальное. Я получилъ ее изъ рукъ самого настоятеля, отца Іерона.
Такимъ образомъ, «незнакомецъ съ посохомъ» открываетъ собою монастырскую исторію. По мѣстному преданію, это былъ Святой Пантелеймонъ, во имя котораго заложенъ центральный соборъ обители.
Съ тѣхъ поръ минуло тридцать четыре года, и за это короткое время ново-аѳонскіе монахи поистинѣ совершили чудеса на каменныхъ утесахъ, покинутыхъ абхазцами. Они засадили ихъ кипарисами и пальмами, развели виноградники, построили церкви и дороги, вырыли пруды, устроили искусственный водопадъ и электрическую турбину, даже желѣзную дорогу провели наверху для перевозки каштановыхъ бревенъ.
Для характеристики этого огромнаго труда я могу привести и другую цитату, — изъ А. П. Чехова, Она записана въ монастырской книгѣ для пріѣзжающихъ гостей:
«Люди, покоряющіе Кавказъ любовью и просвѣтительнымъ подвигомъ, достойны большей чести, чѣмъ та, которую мы можемъ имъ воздать на словахъ».
«Незнакомецъ съ посохомъ» и просвѣтительный подвигъ, — въ жизни Ново-Аѳонскаго монастыря есть и то, и другое. Они существуютъ одновременно и, можно сказать, помогаютъ другъ другу.
На самой вершинѣ горы, въ развалинахъ старинной римской крѣпости устроена часовня съ иконой Божіей Матери. Дорога туда поднимается зигзагами. На полу-подъемѣ, подъ высокимъ деревомъ, стоитъ деревянная скамья. Оттуда открывается лучшій видъ на монастырскія владѣнія. Въ воскресный полдень мы сидѣли на этой скамьѣ и смотрѣли внизъ. Подъ нами стлались мягкіе склоны горы, покрытые зелеными лугами. Тамъ и сямъ стояли фруктовыя деревья, очень старыя, растущія свободно. Между деревьями мелькали монастырскіе школьники, сбивавшіе яблоки и груши. Школьниковъ этихъ двадцать. Всѣ они абхазскія сироты. И, такимъ образомъ, они имѣютъ двойное право собирать эти фрукты, растущіе на волѣ, ибо деревья были посажены еще въ домонастырское время ихъ собственными отцами и дѣдами…
Ниже лежалъ обширный четыреугольникъ, обрамленной стѣною кипарисовъ и усаженный маслинами. Масличныхъ деревьевъ было двѣнадцать тысячъ. Ихъ блеклая зелень сѣрѣла и кудрявилась, и кипарисы темнѣли кругомъ рѣзкіе, густо-зеленые. Дальше сверкали серебряно-стальные куполы шести монастырскихъ церквей, краснѣли крыши мастерскихъ, заводы, гостиницы, каменные бараки для богомольцевъ и рабочихъ. Вездѣ виднѣлись кресты, бѣлыя стѣны, строгая зелень. Все вмѣстѣ было, какъ каменный городъ и какъ новое кладбище, полное мягкой грусти и суровой строительной роскоши.
