Леха, который хранит ключи под ковриком, на этот раз был дома. Он оказался невысоким толстым лысым дядькой лет сорока. Положив ключи на комод, он, шутя, погрозил пальцем и сказал:
– За собой все убрать, посуду не бить. Раечка маленькая, а ты, Феденька, ответственное лицо. Дядя Леша завтра придет, проверит, ― и убежал, хлопнув дверью.
– Иди, иди, ответственное лицо, ― со смехом сказал Федор. Он повернулся ко мне. ― Так, посуду бить нельзя. Придется вести себя, как культурные люди. Как тебе не холодно в дырявых штанах? ― он заинтересованно смотрит на мои джинсы.
Мой внешний вид часто бывает поводом для подобных вопросов. Я бросаюсь на защиту своего имиджа:
– Не дырявые штаны, а рваные джинсы.
– Понял, ― отвечает он и берет меня за руку. ― Сходим на экскурсию в соседний зал? ― и добавляет. ― Как культурные люди.
Входим в простую неуютную комнату. Справа стоит старый сервант с хрустальными бокалами на полках, напротив него диван, накрытый зеленым покрывалом, еще журнальный столик, телевизор в углу. Я подхожу к окну, смотрю, как снег заметает детскую площадку. Потом, плюхнувшись на диван, смотрю на свое отражение в стеклянных дверках серванта. Мой спутник садится передо мной на пол. Странно мы смотримся вместе. То ли он слишком большой, то ли я ― мелкая.
Мне захотелось рассказать ему о своих похождениях в поисках работы, о мечте плыть на своем корабле.
– Наработаешься еще, юнга, ― смеется он и придвигается вплотную к моим коленям. Застежка на моих джинсах ему гораздо интересней проблем трудоустройства подростков. Слушает он меня или нет? Обидеться не получается. Черт с ними, этими джинсами. Федор сдергивает покрывало, оно улетает к двери. Надеюсь, этот большой человек не раздавит меня, как муху.
– Холодно, ― произнесла я, ощутив кожей постельное белье. На самом деле мне хотелось что-нибудь сказать в этой ситуации, чтобы услышать свой голос, понять, что я не сплю.
На потолке возле окна желтело пятно от протечки. Телевизор беззвучно транслировал новости. Я пыталась ощутить разницу между мной теперешней и той, которой я была несколько минут назад. Все было обычно. Девственность оказалась не вещью, которую забирают или отдают, не статусом, не ощущением, а просто не понятно чем. Впрочем, если она и была, то сейчас ее точно уже не стало. Общественное мнение, твердящее о сексе, как боли, скорби и потере, шло вразрез с моей реальностью. Впрочем, может быть, мне просто везет. С этой скучной мыслью я заснула.
