– Так не делают. Давай помогу, ― она забрала у меня швабру и с ловкостью фокусника за пару минут собрала всю воду на полу.
Я чувствовала спиной, как продавцы перегнулись через прилавок, покупатели, забыв о своих кошелках, наблюдают за моим позором. Оглядевшись, с удивлением и радостью обнаружила, что на меня никто не смотрит. А может быть, они уже успели отвернуться? Никто не показывал на меня пальцем, все были заняты своими делами. Мир взрослых людей мне нравился все больше и больше, хоть я и не тянула пока даже на юнгу.
– Раис, приходи весной, если никуда не устроишься. Поставим тебя торговать с лотка, ― сказала тетя Валя.
– Почему сейчас нельзя?
– Холодно. Застудишься.
По этой же причине меня не взяли кассиром в метро. Когда я решила попытать счастья в гардеробе стоматологической поликлиники, мне сказали, что пальто очень тяжелые, я не справлюсь. Хозяин палатки со сникерсами сказал моей маме, что ее на работу он взял бы, а дочку (он смерил меня взглядом) ― нет. Мама говорила, что до восемнадцати лет устроиться будет сложно. Она даже не пыталась меня успокоить.
И я продолжала сидеть дома, читать и мечтать о том, как буду стоять у штурвала, сама отдавать приказы и плыть своим курсом. Пока я находилась не в свободном плаванье, а сидела в луже амбиций и не понимала, как работает этот мир.
Когда до Нового года оставалось две недели, улицы и магазины сверкали огнями гирлянд, я листала философский словарь в поисках слов «апофеоз», «апатия», «энтропия» и «суицид». Песни Егора Летова были слеплены из таких заковыристых слов, что их приходилось переводить, как будто с иностранного языка. Значение слова «апофеоз» я нашла, остальных в словаре не было. В доме были еще орфографический словарь, словарь фразеологизмов русского языка и пара англо-русских словарей.
Магнитофон пел уже другое:
За открывшейся дверью пустота,
Это значит, что кто-то пришел за тобой,
Это значит, что теперь ты кому-то
Понадо-понадо-пона-надобился…
В этот момент раздался звонок в дверь. Забавно, кому это я пона-надобилась? Загнув уголок на странице книги, я пошла открывать. Посмотрев в глазок, я увидела вовсе не пустоту, а того, кого я не рассчитывала сегодня встретить, ― Федора.
Будоражащая волна радости прокатилась по телу. Егор Летов с его энтропией и философский словарь были посланы на все четыре стороны. Для родителей на столе оставлена записка: «Ушла гулять. Вечером позвоню». И вот я, окрыленная, скачу по предпраздничной Москве с мужчиной, чары которого парализовали мою силу воли.
