Я подошла в письменному столу и села на него, свесив ноги.
– Саша как Сашку? Сан Саныч, ― произнесла Ленка, оценивая, как вместе звучат имя и отчество. ― Кир, куда Сашка делся?
По Кириным щекам полились тоненькими ручейками слезы. С трудом разлепив губы, она проговорила:
– Умер за неделю до свадьбы.
Хотелось заорать: «От чего? От чего можно умереть в двадцать один год?» Но я сдержалась. Нельзя кричать, в комнате спит человек. Маленький, больше похожий на куклу или кабачок, но он настоящий человек.
Кира растерла слезы по лицу и, немного успокоившись, сказала, что ее жениха сбила машина.
Захотелось убежать из этого страшного места, где одни люди рожают в шестнадцать, другие умирают в двадцать один. Где, тихонько посапывая, спит новый гражданин Сан Саныч.
Мы посидели у Киры еще немного, не больше получаса. Детеныш зашевелился, и я дернула Ленку за рукав ― пора уходить.
Мы шли по скрипучему снегу. Предновогодний мороз кусал за нос и щеки.
– Как это неприятно, ― сказала я. ― Ребенка родить.
– А я смогла бы воспитать ребенка. Что здесь такого? Ему до трех лет ничего не нужно, ― уверенно сказала Ленка.
– Тебе тоже ничего не нужно? Учиться, работать, гулять? Кира теперь так и будет дома сидеть. Всегда! ― меня удивляло непонимание таких очевидных вещей.
– А ты родила бы ребенка своему господину Автобусу? ― спросила Ленка.
– Нет! Никаких детей, никаких автобусов, ― мне стало страшно от этой мысли. Настроение испортилось, и я заторопилась домой. И еще у меня началась паника, потому что мы с Федором не предохранялись.
Попрощавшись с Ленкой, я потащилась домой, старалась забыть о Кирином байковом халате цвета обреченности и молилась всем богам, чтобы не оказаться в таком же положении.
Дома, закрывшись в своей комнате, я набрала номер Шуры Холкиной и вывалила на нее свою проблему одной фразой:
– Холкина, привет! Успокой меня, скажи, что я не беременная.
– Ты, Раечка, не беременная. Ты ― чокнутая. Полегчало? ― равнодушный Шурин тон немного отрезвил меня.
Я рассказала ей про Киру, про то, что не предохранялась, и если от секса получаются дети, то я категорически с этим не согласна.
Шура щелкнула зажигалкой, закурила. Она слушала меня, не перебивая, и, наверное, выпускала дым из ноздрей, как Змей Горыныч.
– Пофигисова, ты когда-нибудь видела презерватив, ― спросила она, когда поток моих жалоб на жизнь иссяк.
– Видела, ― ответила я. ― Мы с ребятами в школе их покупали, разматывали и жгли. Они плавятся и воняют.
