Такие богословы, как Гордон Кауфман и Морис Уайлз, полагают, что лучше всего представить отношение Бога к творению как однократный вневременной акт поддержки упорядоченности космоса. С этой точки зрения, существует только общее провидение. Бог — всеобщая необходимость, но то, что происходит в деталях, всецело предоставлено случаю.
За этой минималистской теорией могут стоять две мотивации. Первая — ощущение, что современную науку все равно как–нибудь вынесет на правильный путь благодаря какой–то другой теории. Учитывая то, что наука уже отказалась от чисто механистической картины мира, это, конечно, правильно. К этому пункту мы еще вернемся ниже. Вторая мотивация — это желание каким–то образом решить проблему теодицеи, избавив божественную волю от ответственности за реальное зло и страдание, присутствующее в творении. Такой «Бог однократного великого действия» ничего конкретного не совершает, так что он не может и отвечать ни за какие конкретные события. Такое решение, однако, выглядит как пиррова победа богословия. Немедленно возникает вопрос: а почему Бог избрал такую отстраненную и равнодушную позицию? Разве это само по себе не заслуживает осуждения? Нужно признать, что чем конкретнее мы будем говорить о божественной деятельности, тем острее будет проблема теодицеи. К этому пункту мы тоже еще вернемся. Пока мы заметим только, что вневременной деизм Кауфмана и Уайлза сложно совместить с религиозным переживанием молитвы и пророчествами о том, что в истории существует непосредственное божественное провидение.
Точка зрения, близкая к предыдущей по предполагаемому влиянию на человеческое восприятие физических процессов, но совершенно противоположная по метафизической интерпретации, гласит, что Бог действует как первопричина, присутствующая внутри и за неразрывной сетью вторичной, тварной, причинности. Таким образом, нельзя найти никакого «узла причинности», посредством которого Творец влияет на творение, но божественное деяние всегда невыразимо присутствует в творении как источник всего, что происходит. Эта богословская традиция началась с Фомы Аквинского, если не раньше, и у нее есть сторонники и в наше время, в особенности Остин Фаррер.
Привлекательность этой позиции в том, что она предоставляет науке полную свободу в описании «вторичных причин», не считая детали этого описания важными для понимания божественной деятельности. Таким образом, богословие оказывается неуязвимым для любых открытий науки, какими бы они ни были. Существуют, однако, две проблемы в отношении первопричины. Первая касается ее познаваемости. Ведь данная концепция не предоставляет никакого объяснения того, как все это работает. Действительно, ведь поиски «узла причинности» объявляются тщетными, граничащими почти с богохульством. Это делает данную идею похожей на религиозный догмат. При этом эта точка зрения совместима с любыми научными фактами и поэтому не имеет никакой способности интерпретировать эти факты. Возможно, проблема божественной деятельности просто неразрешима для человека (сравни: глава 3, «Редукционизм и холизм», подраздел «
