С метафизической точки зрения, говоря о самом антропном принципе, между предложенными выше объяснениями сложно сделать рациональный выбор. И интерпретация через «множество миров» и интерпретация через сотворение кажутся одинаково возможными. Такая неопределенность хорошо иллюстрирует статус богословия скорее как интуитивно–мировоззренческой дисциплины, чем наглядной. И все же интуитивное предпочтение теории сотворения может получить дальнейшее подкрепление, если рассматривать его как одно из свидетельств существования Бога. Другим подобным свидетельством может служить познаваемость мира с помощью разума. Предположение же о существовании множества других вселенных не подкрепляется больше ничем, кроме желания объяснить «настройку» мира на человека.
Такое естественное богословие, какое мы только что обсуждали, привлекает не только людей, имеющих религиозные убеждения. Например, Пол Дейвис, не придерживающийся ни одной из религиозных традиций, также выразил мнение, что не всё, что происходит во вселенной, может быть объяснено одной наукой.
Если на многих физиков повлияли суждения, выраженные в предыдущем разделе, то многие биологи по–прежнему сопротивляются теизму. Мы уже замечали (глава 3, «Редукционизм и холизм», подраздел Физикализм), что свойственные сильные тенденции к редукционизму мешают им признать нематериальную сторону реальности.
Биологи концентрируют внимание на важном, но ограниченном аспекте космической истории — на развитии жизни на Земле. Они часто воспринимают как само собой разумеющееся тот факт, что наша планета наделена химическими элементами, необходимыми для жизни, поэтому они не придают особого значения той тонкой настройке на человека, которая сделала эту жизнь возможной. Рациональная красота мира, производящая большое впечатление на физиков, не так видна на биологическом уровне. Зато вместо нее у биологов есть повесть об эволюции жизни, определявшейся случайными генетическими мутациями и подчинявшейся естественному отбору тех видов, которые выживали (по крайней мере, на время), получая выгоду от вымирания своих менее приспособленных соперников. Очень небольшая часть тех видов, что существовали на Земле, дожили до наших дней. Эволюция обходится дорого. Биологический мир полон не только красоты, но и страха: прекрасный леопард охотится на столь же прекрасную газель. Приспособленность живых существ к среде кажется скорее результатом отклонения от нормы и тяжелых испытаний, а не совершенного замысла. За эволюцией стоит просто воля случая, беспорядочные мутации, которые в большинстве своем пагубны, но иногда, случайно, выдают счастливый билетик в лотерее жизни. Человек может возомнить себя царем природы, но в итоге это оказывается ничего не значащей сказкой, сочиненной злобным и напыщенным идиотом. Такова унылая картина, нарисованная для нас биологами–атеистами вроде Жака Моно и Ричарда Докинса.
