— Вы кто? — вероятно, придя в себя от первоначального шока, хлопнула огромными синими глазищами девушка.
— Ангел, — для пущей убедительности вновь явил свои крылья Габриэль. — Не заметно?
— К-какой ещё ангел? — осознавая весь ужас положения, пролепетала Забава.
— Так-так — сложил на груди руки Габриэль. — То есть драконы, гоблины и орки — это у нас в порядке вещей, а ангелы-хранители — нонсенс? Дискриминация!
— Ангелы-хранители… — с совершенно глупым выражением лица повторила девушка, и в глазах её отразился такой комичный ужас, что Габриэль не удержался и насмешливо фыркнул:
— Это такие создания высшего порядка, призванные охранять и защищать дурёх вроде тебя, у которых в голове две извилины, и те почти прямые. Ну, так я повторюсь: чем жизнь-то тебе твоя не угодила? И сколько раз мне ещё нужно её спасать?
Похоже, девчонку основательно заклинило, потому что выглядела она определённо как музейная статуя, застывшая с тем выражением лица, которое ей придал скульптор.
— Спасать? — широко распахивая глаза, взмахнула густыми ресницами она.
— Спасать, — передразнил её Габриэль. — Я её из рук самóй Костлявой вытащил, а она меня под протокол подвести собралась! Меня из-за тебя, между прочим, до охраны котов и собак могут понизить.
— Вы какой-то неправильный ангел, — сразила наповал своим заявлением Габриэля девушка, опасливо прижимаясь спиной к диванной подушке.
Не знай Гарбиэль, что Забава намеренно и мухи не обидит, счёл бы это за оскорбление. Нет, конечно, годы общения с Семёнычем несколько изменили манеру поведения Габриэля, но не настолько кардинально, чтобы счесть его невежей и хамом.
— Очень интересно, — он демонстративно сложил на груди руки и скрестил крылья за спиной. — А правильный в твоём понимании — это какой?
У девушки дёрнулись щека и глаз, выдавая крайнюю степень нервозности, но зато острый язык не подкачал:
— В моём представлении ангелы великодушны, мудры, тактичны и милосердны, — нахально заявила мелкая козявка таким тоном, словно Габриэль отродясь всеми этими качествами не обладал.
Это, право слово, было обидно! И Габриэль, привыкший к совершенно откровенным дискуссиям с Нил Семёновичем, возмущённо выдал:
— По-твоему, милосерднее было бы позволить тебе сейчас упасть или погибнуть в той страшной автокатастрофе?
Что-то обжигающее и пронзительное живым мотыльком забилось в широко распахнутых глазах Забавы. С лица её схлынули краски, а взгляд приобрёл какую-то обречённость.
