Только он и Габриэль видели, что от лежащего на земле тела Феликса отделилась душа и неподвижно застыла на месте, удивлённо оглядываясь по сторонам.
Это была минута невыносимого отчаяния, та самая, о которой когда-то говорила Забава, потому что Габриэль вдруг всем сердцем почувствовал, какую боль ей причинит смерть парня. Ангел не хотел больше видеть её слёзы. Он мечтал ещё хотя бы раз услышать её серебристый смех. И когда, сложив крылья, Габриэль ринулся вниз, туда, где лежал бездыханный Феликс, он думал только о ней, о том, что одинокая и несчастная она днями напролёт будет сидеть у окна, тщетно ожидая, что по парку вот-вот пройдёт тот, кто делает её пусть чуточку, но счастливей.
Миг падения растянулся подобно резине, и Габриэль, удивлённо открыв рот, вдруг увидел себя чьими-то чужими глазами. Ангел-близнец, зависнув над землёй, смотрел на него немного удивлённо и растерянно, пока, взмахнув белыми крыльями, не взмыл в сизое небо, растворившись в нём туманной дымкой.
Сотни разных ощущений внезапно хлынули на Габриэля сплошным потоком. Множество звуков: лязг, гул, шум голосов, сигналы клаксонов, свист ветра — убрать которые падший ангел был больше не в силах. Запахи будоражили, щекотали нос, и Габриэль жадно втягивал их все — терпкие и резкие, морозные и свежие, горькие и сладкие.
— Он пришёл в себя! Он жив! — визгливо заорал кто-то у Габриэля над ухом, поднимая в груди доселе неведомую волну раздражения.
— Молодой человек, не двигайтесь! Сейчас приедет «скорая»!
Чья-то рука ухватилась за его плечо, не позволяя подняться, и Габриэль заторможенно переспросил:
— Человек?!
Вытянув вперёд свою руку, он с удивлением обнаружил вместо тонкой ангельской ладони — грубую, мозолистую, переходящую в широкое жилистое запястье.
Габриэль перевернулся на бок и его чужое, большое и неповоротливое тело прострелила резкая боль. Нет, не душевная, а та самая — настоящая: отвратительная, ноющая, выбивающая слёзы из глаз, заставляющая чувствовать себя настоящей рухлядью. Люди, оказывается, были так хрупки и уязвимы.
Что это?! Что происходит? Он просто хотел вернуть душу Феликса обратно, а получилось, что поменялся с ней местами?
Вой сирены ворвался в затуманенный болью разум Габриэля железным клином, разрывая голову на сотни жалящих и режущих осколков, и только она помешала ему сопротивляться заносящим его в машину скорой помощи врачам, утверждающим, что у него посттравматический шок и ему надо в больницу.
