Он отворачивается, но я чувствую его потребность в крови. Я снова смотрю на картину, и вновь появляются кусочки пазла.
— Раны от этого чудовища не заживают, как обычные?
— Нет, — отвечает он.
— Для исцеления тебе нужна кровь, — говорю я
Он кивает.
И я вздыхаю.
В этой маленькой деревушке всё дерьмово.
Я бросаю ещё один взгляд на коллекцию гротескного искусства, затем беру вампира за руку и тащу обратно в спальню. Я вижу свою сумку рядом с кроватью и вытаскиваю кол. Вампир прищуривается, но не двигается с места. Я сажаю его на кровать и сажусь рядом.
— В деревне думают, что это ты убиваешь людей. Они хотят тебя убить. Понимаешь? — Он трясёт головой и хмурится. Я бросаю кол в камин. — Мы должны показать им правду, — говорю я. — Но сначала ты должен исцелиться. — Я наклоняю голову, обнажая шею. — Ты можешь питаться, не убив? — спрашиваю я.
Он качает головой и отстраняется.
Уфх! Мужчины.
— Ты из тех, кто не идёт к врачу, пока копьё, торчащее в груди, не начинает мешать спать, да? — спрашиваю я, но он не понимает. Такое ощущение, что я сама с собой разговариваю. Я опять собираюсь обругать его, но он издаёт стон, и через рубашку просачивается ещё больше крови. Я поднимаю ткань, чтобы осмотреть рану — очень глубокую, резаную рану.
Вампир сгибается пополам и со стоном падает на матрас, закрыв глаза.
Дерьмо.
Я даже не знаю его имени, понимаю я, пытаясь привести его в чувство.
— Эй, очнись. Ну же, ты не можешь умереть.
На столе блеснул нож, и я точно знаю, что должна делать. Не раздумывая, я беру лезвие и режу руку. Мгновением позже приходит глубокая, жалящая боль. Я держу руку у губ вампира, и кровь капает ему в рот. Очень скоро он прижимается к ране и начинает втягивать в себя живительную силу.
Боль тут же отступает, и на её место приходит самое сильное в моей жизни удовольствие. Я мгновенно и очень сильно возбуждаюсь, но никак не могу унять желание.
К моменту, как он утоляет голод, у меня кружится голова, и я измученная падаю на кровать рядом с вампиром. Мы оба засыпаем. Несколько часов спустя меня будят нежным прикосновением к руке.
— Что ты наделала? — спрашивает он.
На идеальном английском.
Я удивлённо распахиваю глаза и смотрю в его.
— Теперь ты говоришь на моём языке?
Он хмурится и качает головой.
— Нет, всё гораздо сложнее, чем кажется.
Я сажусь ровно на кровати. Наши тела соприкасаются, а эмоции захлёстывают.
— Тогда поясни.
Он обнимает моё лицо руками, отчего по спине бегут мурашки.
— Как тебя зовут?
