Она шагнула через порог и, хватаясь вспотевшей ладонью за стену, прошлась по коридорчику. Нога тут же задела пустую кадку. Та шумно завалилась набок. Леся замерла, ожидая услышать тяжелые шаги, но в доме, кажется, никого не было.
Ни испуганной девушки, ни ее суровой матушки.
Коридор быстро закончился двумя дверями. Одна — тяжелая, обитая звериной шкурой, — оказалась запертой. Вторая легко распахнулась. Леся зажмурилась от хлынувшего на нее солнечного света.
За порогом начиналась крытая терраска, деревянная, как все кругом. Дом стоял на широкой поляне, а ее со всех сторон обнимал лапами лес. Даже стоя в дверях, Леся могла разглядеть, как он вырастает, словно стена, густой и высокий. Будто кем-то прочерчена граница, разделяющая место человека и владения лесных жителей. В мрачном облике леса скрывалось что-то настолько жуткое, что Леся попятилась в темноту коридора.
Она вернулась в комнату и принялась мерить ее шагами, а та давила деревянными стенами, незнакомыми запахами и солнцем, бьющим в распахнутые окна. Никто не держал Лесю взаперти. Дверь свободно скрипела на легком сквозняке, открывай да беги. Только куда бежать?
Кругом лес. Один только непроходимый лес.
Из-за открытого окошка послышались голоса, и Леся испуганно осела на кровать. Она успела забраться под одеяло и закрыть глаза, прежде чем говорившие приблизились к дому.
— Я же говорила, спит еще озеро… Нет ему дела до наших бед. — Голос был женским, но Аксинье не принадлежал.
— Рано пока нам сдаваться, понятно, Глаша? — А вот это уже была она, эти стальные нотки Леся ни с чем бы не перепутала. — Девку только привели. Еще не очухалась, а ты уже все решила… Поглядим.
— А она сама-то какая? — Названная Глашей кашлянула, но любопытства это не скрыло.
— Хворая. — Аксинья тяжело вздохнула. — Хворых нам лес и посылает. Где ж других найти? Хорошо хоть эту Демочка привел…
— Пообвыкся уже?
— А куда ему деваться? Род позвал — он пришел. Я знала, что так будет. Сколько ни гуляй, если кровь в тебе кипит, то она сильнее…
— Уж в нем-то кровь всегда кипела! — Глаша визгливо засмеялась.
— Ты, сестрица, язык бы свой прикусила. — Сталь в голосе Аксиньи стала ледяной. — Вспомни, кто он теперь, Демьян-то наш, и прикуси.
Женщины помолчали и разошлись. Шаги одной быстро стихли во дворе, вторая же прошлась по терраске вдоль коридора и заглянула в комнату. Окаменевшая от ужаса Олеся осталась лежать без движения. Аксинья еще немного постояла над ней, прислушиваясь к дыханию, развернулась и вышла, заперев за собою дверь.
