— Я же Вам говорю, что не все так однозначно насчет доктора Вагнера.
Я рассказал ей все, что мне известно о работе клиники, не упоминая ни о докторе Архангельском, ни о ребятах, ни о профессоре Невельском, ни о наших планах.
— Иван Семенович намекал мне, что я могу получить работу за границей, если, разумеется, пожелаю. Я, конечно, могу отказаться, но неужели они сделают мои копии, и пустят их по всему миру? А как же я?
— Не беспокойтесь, с Вами ничего не случится, Вы останетесь той же личностью, что и были, а вот те, ваши копии, будут просто биороботами, без личности, без судьбы.
— Но, надеюсь, со мной они не встретятся?
— Думаю, что нет, об этом позаботятся. Они не встретятся ни Вам, ни Вашим друзьям, и никому их тех, кто Вас знает.
Она молчала, глядя в пространство, осмысливая то, что я ей сказал.
— Ну, что, Вы по-прежнему хотите получить работу за границей?
— А почему бы нет?
— Поймите, что речь пойдет не о работе стюардессой на заграничных авиалиниях. Они готовят Вас для чего-то другого. Думаю, недостатка в бортпроводницах у них нет. Вам предложат что-то, связанное с летной работой, но что-то совершенно не то. Для чего-то потребуется Ваша способность принимать правильные решения в экстремальных ситуациях.
— Да, я понимаю, я и раньше понимала, что мне предложат что-то неординарное, но и еще я понимаю, что за это будут неплохо платить.
— Несомненно, но ведь Вас будут использовать в изуверском, бесчеловечном проекте! Нужно бороться против доктора Вагнера! Нужно что-то делать!
— Бороться? — она посмотрела вдаль, сделала глоток сока, промокнула губы салфеткой. — А зачем? Мир этот не переделать, да мне и не подходит роль героя, способного изменить мир. Герои — одиночки, спасающие мир — это в кино. В жизни все по-другому. А раз изменить мир нельзя, то можно только одно — занять в этом мире достойное место.
На следующий день мы собрались у Коли для уточнения плана действий.
— Ну, что ж, — начал Валера, — мы со Станиславом Викторовичем побывали у входа в каменоломни, там ничего не изменилось, подготовили факелы и спички. Утром был на приеме у доктора Розенберга, пароль не поменялся. Станислав Викторович, Вы говорили с профессором о наших планах?
— Да, говорил. Он согласился, что нужно что-то предпринимать, но уходить с нами отказался.
— Но, почему? Неужели он не хочет отсюда вырваться?
— Он считает себя слишком заметной фигурой, если утром его не окажется на скамейке, это насторожит их, да потом он не слишком хочет менять свой образ жизни, если можно назвать жизнью такое существование.
