— Вот, такой получился у нас разговор, — сказал доктор Архангельский, и вопросительно посмотрел на меня.
— Если он не решил, что с Вами делать, то почему же он отпустил Вас сейчас? Ведь он понимает, что Вы все расскажете мне!
— Естественно, понимает, — вздохнул Станислав Викторович, — еще бы не понимать, ведь он поселил меня в соседнем с тобой номере!
— Значит, и мне отсюда выхода нет, — заключил я, — вот, попали мы с Вами в мышеловку!
— Не думаю, что все так безнадежно, он не производит впечатления дурака или маньяка, один несчастный случай в клинике — это еще, куда ни шло, но два, и даже три случая подряд — это уже серьезно. Сомневаюсь, чтобы он на это пошел.
— Почему три?
— А тот, к которому он меня, якобы, вызвал? Неважно, что его восстановят, главное то, что о нем уже знают вне клиники, и еще два подряд вызовут больше чем недоверие, а ему, как я понимаю, это совсем не нужно.
— Значит, он уверен, — не имея на руках никаких документов, подтверждающих Ваш рассказ, мы никого не сумеем убедить в том, что действительно происходит в этой клинике.
— Конечно, уверен. Тем более что ты знаешь об этом только с моих слов. И учти еще то, что он может просто стереть информацию из нашей памяти.
— Тогда, нужно бежать!
— Нет, это не возможно! Отсюда нет выхода, куда бы ты ни пошел, все равно вернешься туда, откуда вышел. Это замкнутое пространство, этот город накрыт каким-то колпаком пространственной аномалии. Внешне, клиника представляет собой только здание с прилегающим к нему земельным участком, а внутри тут целый город. Вагнер сказал мне, что только у него есть доступ к тому, что включает канал общения с внешним миром. Без его ведома сюда никто не войдет, и отсюда никто не выйдет.
— Знать бы, где расположены эти средства, и что они из себя представляют!
— А, вот это, как раз, и хранится в строжайшем секрете, это единственная тайна, которую следовало бы знать, без нее все, что нам стало известно, действительно, не представляет никакой опасности для доктора Вагнера!
Мы вышли из кафе, и направились в сторону гостиницы, проходя мимо парка, мы увидели фигуру старика, сидящего на скамейке. Неожиданно доктор остановился, как вкопанный.
— Боже мой! — сказал он. — Так ведь это же… Нет, не может быть! Это же профессор Невельский! Александр Степанович! — обратился он к нему.
Старик повернул голову, посмотрел на нас безучастным взглядом, и сказал:
— Да, когда-то я был профессором Невельским, но это было давно, в другой жизни, еще до войны.
