— Да? — сказал он. — Я люблю фейерверки.
— Они делают другие фейерверки, — сказала я. — Их творениями шахтеры и строители взрывают большие камни и разрушают здания.
— Звучит интересно, — сказал мистер Янци. — Ты можешь купить мне такое?
— Ты хочешь, чтобы я купила тебе динамит, мистер Янци? — сказала я. — Можно узнать, зачем?
— Потому что я не могу толком помочь тебе, а хочу, — сказал он. — Я должен тебя спасти, это цель моей жизни. Я должен быть твоим пушечным ядром, мечом в твоей руке, но я все время стараюсь не упасть и не быть раздавленным. Я был бы полезнее, если бы у меня была сила взрывать камни, или если бы я был в тридцать футов высотой.
— Есть разные способы помогать людям, мистер Янци. Ты хотел бы быть в тридцать футов высотой, но я хочу наши тихие времена, когда я пила чай, а ты купался в другой чашке. Ты все время спасаешь меня, мистер Янци, от одиночества и печали. Моя жизнь имеет больше смысла, потому что ты на нее смотришь, даже когда ты не одобряешь. Приятно, что есть тот, кто меня слушает.
— Даже когда я ругаю тебя за безрассудство?
— Даже тогда, мистер Янци.
— Фонарик не привел нас к ней, — сказал он, — так куда мы пойдем дальше?
Я не знала, что сказать, были лишь вопросы. Что случилось с душой Сю Анцзинь? Почему фонарик привел меня сюда, далеко от Китайского квартала, к рельсам в темном углу Сан-Франциско, где люди бросали мусор?
— Ее душа существует и не пересекала врата иного мира, — сказала я. — Нам нужно попытаться отыскать того, кто ее видел. И мы начнем с разговора с птицами.
СЕМЬ
Я пошла к Китайскому кварталу, держась теней, чтобы не попадаться на глаза. Ночь тянулась, пьяных в этом районе становилось больше, а прохожих — все меньше. Музыка пианино доносилась из-за дверей салуна, ритм марша с неожиданными веселыми нотами и звоном среди смеха, и мужской голос пел на английском:
— Встреча будет в старом городе, где ты знаешь всех, где все тебя знают.
Старым городом, где я всех знала, был Китайским кварталом, и я спешила вернуться.
Голос продолжал:
— Лапка зайца прогонит всякую худу.
Пьяные посетители пропели эту строку за ним:
— Лапка зайца прогонит всякую худу.
В моем старом городе магические нечистоты прогоняли копытом козы, а не лапкой зайца. «Худу» было интересным словом. Оно относилось к магии чернокожих, но я не знала, называли ли они сами ее так, или это слово придумали испуганные чужаки. То, что белокожие пели про худу, намекало, что так они называли в общем ритуалы и проклятия людей, которых считали примитивными, но даже мысль о тех варварских заклинаниях меня пугала. О Гон Тау говорили шепотом и в страшных историях, я слышала о таких жестоких проклятиях с детства, но отец уверял, что почти все истории были выдумкой.
