— Что случилось? — спросил я полицейских, естественно, по-русски.
— Food! Food! — повторяли полицейские. И тут я увидел маленькую противную собачку. На ней висела надпись: «Food patrol». Собачка, не переставая, тявкала на моего отца.
— Папа, у тебя есть какая-то еда?
— Ну, конечно, — отвечал отец, доставая из кармана небольшой, завернутый в салфетку, бутерброд с колбасой. — Я же диабетик. Мне нельзя голодать.
— Выбрось!
— Выбросить? Выбросить хорошую еду в мусор? — понять это советскому человеку было невозможно.
— Выбрось! Через час Клара даст тебе колбасу. В Америку ввозить еду запрещено.
Колбаса ушла в мусор. Собачка успокоилась, и счастливо виляя хвостиком, убежала. Мы вышли в зал ожидания аэропорта, катя на тележках наши двенадцать чемоданов.
Ну, вот и всё. Мне трудно описать крики радости всей нашей многочисленной родни. Мы кричали тоже. Мама плакала, обнимая дочь. Клара тоже плакала. Плакала, испугавшись, и наша маленькая дочь. Я присматривал за чемоданами: не украдут ли.
Почему нашу эмиграцию кое-кто назовёт колбасной? Может быть потому, что у моего отца в кармане лежал бутерброд с колбасой? Не знаю. Это уже сейчас, через много лет, когда Советский Союз развалился, через открытые настежь двери России хлынули в поисках лучшей жизни сотни тысяч его граждан: русских, белорусов, украинцев, татар, казахов, всех. Безусловно это не политические, а экономические беженцы. Их и надо называть колбасной эмиграцией.
Но разве можно оскорблять и обвинять людей за стремление жить по-человечески?
Можно ли винить евреев в развале Советского Союза? Частично, да! Наряду с другими факторами: Чернобыль, афганская война, Берлинская стена, дефицит всего на свете, отсутствие реальной гласности, ложь коммунистической пропаганды, всеобщая еврейская эмиграция, — все это вместе привело к распаду СССР. Другие народы, жившие в «дружном союзе» под зорким присмотром старшего русского брата, после развала СССР, тоже поспешили отделиться от России.
Три автомашины увозили нас из аэропорта. 12 чемоданов открывали все вместе. Наши родственники не могли сдержать смех, рассматривая деревянные ложки. Начиналась американская жизнь.
«Ну, это совсем другая пара галош», — сказала моя мама через две недели жизни в Америке…
В Америке мы увидели активную еврейскую жизнь. Здесь было столько всего еврейского, что мы оказались к этому и не готовы. Синагоги всех направлений и течений, еврейские центры, еврейские школы — иешивы, еврейский университет. Еврейские праздники праздновались открыто, кошерная пища продавалась в любом магазине, как и еврейские книги, газеты, журналы мод. Ставились еврейские спектакли, работали театры, еврейские похоронные бюро и еврейские больницы. Мы увидели евреев-ортодоксов, которые в 30-градусную жару ходили в меховых шапках и белых подколенниках. Мой папа, польского происхождения, сразу узнал в этих одеждах польскую моду прошлого века. Правда, поляки уже поменяли укороченные брюки, а ультра-ортодоксы-евреи нет.
