Потом, по приезду в Америку, стало ясно, что из СССР вывезти было нечего.
— Яков Моисеевич, — обратился к моему тестю офицер ОВИРа, куда я привел тестя на собеседование, — Вы доверяете своему зятю? Он вас бросит по дороге в Америку. Вы ему не нужны в капиталистическом мире.
Тесть, пожилой человек, привыкший доверять людям в форме, покраснел, у него поднялось давление.
— Папа, — причитала моя супруга, его дочь — они врут, болтают все, что попало для того, чтобы разъединить нас. Позвонил сын Якова Моисеевича Миша из Америки: «Папа, я жду тебя»…
Получив анкету на выезд из СССР, мы с женой опять метались по всему городу. Подписи библиотек, газовой и электрической компаний — это было легко. Отключили добровольно свой телефон. Наш телефонный номер немедленно был передан другим. Телефон в те годы был роскошью.
Ничего не должен на работе, ничего не должен в библиотеке, ничего не должен домоуправлению. Стоп! Домоуправлению должен! Мы должны были сдать собственную квартиру.
Сначала оказалось, что я должен государству за то, что родился в этой стране. От нас требовали заплатить по 500 рублей за выход из советского гражданства — огромные деньги при тех зарплатах. Мы подписали документ о добровольном отказе от гражданства СССР. Для стариков это также означало отказ от получения пенсий. Сдав красные паспорта, я спросил чиновника, кто же мы теперь такие?
— Вы лица без гражданства, переселенцы, — ответил он.
Самое трудное — это было сдать квартиру. Я старался не думать об этом. Потом, потом будем решать, а пока мы летали по городу, собирая необходимые подписи. Шел февраль. Куда можно было пойти жить с двумя маленькими детьми и тремя стариками? Сколько придется ждать виз на выезд, мы не знали. С момента выдачи разрешения и до дня отъезда из СССР мы прожили ещё три месяца.
Весело продавали мебель. Склеив старую мебель каким-то клеем и запретив детям сидеть на ней, искали покупателей. Купили! Приехали несколько крестьян и увезли нашу мебель. В подарок отдали им еще и стеклянную вазу. Продали швейную машинку, телевизор, холодильник, книги. В стране, где не было ничего, продавалось всё. Тоже делали и мои родители.
Зашел в областной банк. До этого я никогда не был в банке — мне нечего было там делать. Обменяли советские рубли на доллары: за 100 рублей — 90 долларов. Это был пропагандистский курс. Реальный курс доллара по отношению к рублю был несравненно ниже. Рубль тогда не был конвертируемой валютой.
